Избушка на курьих ножках. Софи Андерсон

в школу? – спрашиваю я, представляя себе, как здорово было бы сидеть в классе, полном учеников, и играть с ними на переменах. От этих мыслей начинает кружиться голова.

      – Вообще да. Правда, сейчас меня отстранили.

      – Как это?

      – Мне неделю нельзя будет ходить в школу. Но это не потому, что я плохой или что-то в таком духе, – быстро добавляет Бенджамин. – Всего лишь дурацкая ссора с мальчишками, которая зашла слишком далеко. Мы не хотели, чтобы так вышло, – вздыхает Бенджамин. – Я там просто лишний, понимаешь?

      Я киваю, но не понимаю. Чтобы понимать, лишняя я или нет, нужно хотя бы попробовать.

      – Расскажи, почему вы так часто переезжаете?

      – Моя бабушка – музыкант. Она путешествует для вдохновения.

      Я передаю пустую бутылку Бенджамину, но ягнёнка оставляю у себя на коленях. Он такой тёплый. Ничто не сравнится с теплом живых – кажется, оно проникает прямо ко мне в душу.

      – А твои родители? – спрашивает Бенджамин.

      – Они умерли, когда я была совсем маленькой.

      Образ избушки на курьих ножках, объятой пламенем, встаёт перед глазами. Я гоню эту мысль, делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться.

      – Моя мама тоже умерла, когда я был ребёнком, – тихо произносит Бенджамин.

      Я вздрагиваю, исполняясь сочувствия, и расслабляюсь. Приятно иметь хоть что-то общее с ним – пусть и такое ужасное.

      – Я постоянно думаю о маме, – говорит Бенджамин, заворачивая бутылку ягнёнка в вощёную бумагу. – Хоть я и не знал её.

      – Я тебя прекрасно понимаю, – киваю я. – Так интересно, какой была бы моя жизнь, если б родители были живы.

      Грудь снова сковывает, когда в голове проносится мысль о краденой гондоле и танцах на крыше. Поняли бы мама и папа, почему я не хочу быть Хранителем Врат? Позволили бы мне стать кем-то другим? Я поворачиваюсь к Бенджамину в надежде, что он сменит тему.

      – Так, значит, здесь только ты, бабушка, галка и ваш ходячий дом. – Бенджамин приподнимает бровь и улыбается.

      – Ага, – киваю я. – И мы часто переезжаем. И я не хожу в школу. Так что мне бывает одиноко и невесело. – Я издаю смешок, хотя мне совсем не смешно.

      – Ну, в школе тоже может быть одиноко, даже когда вокруг полно людей.

      – Разве можно быть одиноким среди людей?

      – Можно, если они не понимают тебя и не особенно дружелюбны.

      Я вспоминаю ночи, когда я провожала мёртвых: их было много, и я всё равно чувствовала себя одинокой. Я думала, всё дело в том, что я жива, а они мертвы. Мне и в голову не могло прийти, что можно так же чувствовать себя среди живых.

      – И что же это за кости у вас в стене?

      – Такая у нас традиция.

      – Как Хеллоуин, что ли?

      – Вроде того. – Я бросаю взгляд на город у озера, на деревни, окружающие его. – Ты живёшь в городе?

      – Я живу в деревне, вон там. – Бенджамин наклоняется ко мне и показывает куда-то в долину. Я чувствую тепло его дыхания и замираю, ощущая дрожь во всём теле. Бенджамин выпрямляется и показывает в другую сторону, на гору. – Я помогал работникам на ферме вон там,