Избушка на курьих ножках. Софи Андерсон

Маринка.

      Ба обнимает меня, эти объятия и утешают, и душат. Избушка уже перешла на галоп, уносит меня от Бенджамина, от моего единственного шанса обрести друга и побродить по сияющему городу на берегу озера.

      – Ты же знаешь, нам нужно переезжать с места на место, чтобы живые не нашли Врата. Это важно…

      – Но почему? – в гневе кричу я, отстраняясь. – Что такого важного? Все живые в конце концов придут к Вратам! Все они умирают! Почему это должно быть такой великой тайной? Почему мы нигде не можем задержаться подольше и завести друзей? – Я смотрю на неё горящими глазами. Она должна, должна остановить избушку, вернуть её назад. – А барашек! – кричу я.

      – Пусть остаётся с нами, – мягко отвечает Ба. – Весной наварим постного борща.

      – Ты не понимаешь.

      А я не могу сказать, что Бенджамин вернётся и будет искать своего барашка, но всё, что он найдёт, – это каменистый выступ скалы, такой же пустой, как мои мечты и надежды. Я не могу сказать ей, как это больно.

      – Ненавижу эту избушку! Ненавижу эту жизнь!

      Будто со стороны я слышу, как выкрикиваю бабушке грубые слова, вижу, как отталкиваю от себя её руки. Меня потряхивает от страха, что я совсем не властна над своими эмоциями и действиями. И пока я остаюсь в этой избушке, я никогда не буду властна над своей жизнью, будущим и судьбой.

      Я бегу в свою комнату, бросаюсь в кровать и рыдаю, пока меня не сражает сон. Избушка скачет всю ночь.

      Пустыня

      Горячий, сухой воздух когтями впивается мне в горло. В окно льётся ослепительно яркий свет. Я заставляю себя подойти к окну и осмотреться, прикрывая ладонью глаза. Песок и только песок. Слепящее солнце. Дрожащий от жары воздух. Куда ни глянь, ни намёка на соседство людей.

      Я с силой выдыхаю, пытаясь смахнуть со лба влажные от пота волосы. На сердце такая тяжесть, что кажется, будто оно вот-вот остановится. Никогда мне не было так больно, как сейчас. Мои надежды только-только окрепли и тут же разбились вдребезги, а на осколках станцевали дурацкие куриные ноги избушки.

      Джек стучит клювом по окну, и створка раскрывается. Горячий воздух бьёт в лицо, будто кто-то открыл дверцу раскалённой печи. Джек расправляет крылья, с минуту стоит, оглядывая окрестности, а затем безо всякого изящества плюхается в песок. Что ж, удачи с поисками еды.

      Я не притрагиваюсь к каше с вареньем и игнорирую бабушкины попытки завести беседу. Пропускаю мимо ушей её предложения принять горячую песочную ванну, порисовать или отправиться вместе с Джеком на поиски скарабеев и скорпионов.

      – Брось, Маринка, разве всё так плохо? Ночью придут мёртвые, у нас будет такой праздник!

      – Что это за праздник, когда все гости мертвы, – бурчу я.

      – Ещё какой праздник! – Бабушкино лицо расплывается в улыбке, а глаза блестят от волнения. Я отворачиваюсь, и Ба вздыхает. – Ты же сама сказала вчера, что хочешь с кем-то подружиться.

      Я смотрю в окно. Глаза пощипывает.

      – Каждую ночь ты можешь заводить новых друзей, – мягко говорит Ба.

      – Мёртвых? – усмехаюсь я.

      – Да,