Ева и головы. Дмитрий Ахметшин

который на всё готов, лишь бы завладеть упавшей хлебной крошкой. Это, наверное, единственные птицы, которые не стремятся, теряя перья, поскорее исчезнуть при приближении людей, а сначала присматриваются к тебе. И, если у тебя нет в мыслях обеспечить себе на ужин десяток птичек, – принимаются беззаботно рыться в твоих вещах. Великан стал думать о гвоздях, которые по преданию приносили воробьи к кресту, на котором позже был распят Христос. Может так случиться, что в клюве у этого воробышка гвоздь для него, Эдгара?..

      Сходство с маленькой птахой подчёркивало свободное платье коричневого цвета, сандалии из тонких ремешков на толстой подошве. Позже, когда Ева будет уверять Эдгара, что легко сможет сама о себе заботиться, в пример будут приведены эти сандалии, которые были собраны вот на этих вот щуплых коленках.

      «Только подошвы сделал для меня братец», – скажет она.

      Дорога и правда никудышная, но теперь Эдгар не боялся, что она оборвётся, когда кончатся поля. Кусты чертополоха скребли по днищу повозки, хитрый осёл нарочно опускал голову, чтобы срывать цветы. Среди жидких, похожих на камыш, колосьев ржи серебрилась паутина. Мелькали полевые мыши. Теперь, на пару летних месяцев, это поле отдано им; сквозь комья земли пробивается сорная трава, душистые цветы кашки, белые, точно звёзды, ромашки. Кое-где сияли, точно блики в речной воде от нарождающегося солнца, бутоны вербейника. Хороший знак – земля здесь идёт на поправку, невзирая на то, что во многих регионах, бесплодная грязь с которых липла к колёсам эдгаровой повозки, ещё аукается тяжёлая, десятилетней давности, поступь засухи. В конце лета сюда выпустят пастись стада, а на следующий год засеют ячменём, и если будет на то воля Господня, если пошлёт он столько влаги, сколько выпало в этот год, крестьянину останется кое-что пожевать.

      Мысли цирюльника блуждали среди луговых трав и ароматных соцветий, чтобы вновь набрести на полевых мышей. «Как их уши могут обходиться без соломенных шляп?» – некоторое время думал он.

      Ева притихла, разглядывая спутника – вечером он показался ей едва ли человеком – будто их навестило существо из легенд и преданий, знатоком которых была покойная ныне бабушка. А ночью девочка просто не могла ничего видеть. Но этот образ остался с ней на всю ночь, образ ожившего камня, обитающего в горах на севере, гранящего в пещерах драгоценности и способного кулаком запрудить горную речушку. Будто какой-то маленькой девочке – не Еве, а другой, скажем, живущей по соседству, – бабушкиным голосом рассказывали историю: «Прослышал великан, что в одной деревне живёт кроха, делающая соломенных кукол, и захотел он забрать её с собой в горную страну…»

      Сейчас впечатление немного поблекло. Солнце припекало; Эдгар стянул через голову котту и остался в исподнем – просторной рубахе с треугольным горловым вырезом, с многочисленными заплатками на локтях и плечах, и штанах. На голове соломенная шляпа с широкими полями. Эта шляпа настраивала случайных встречных на более благожелательный лад – любой разбойник скорее примерит петлю, чем станет носить такой