Бумеранг на один бросок. Евгений Филенко

как она могла тебе описать…

      – Я думаю, все было еще хуже.

      Забродский развел руками.

      – Почему все требуют, чтобы их понимали, и никто не хочет понять меня? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

      – Потому что должен быть другой способ, – жестко ответил дядя Костя.

      – Мы пытаемся. Мы честно пытаемся. Вот уже пятнадцать лет, изо дня в день, из ночи в ночь, пытаемся.

      – Значит, плохо пытаетесь.

      – Мы делаем все, что можем. Наверное, нам не хватает ума, интеллекта, полета фантазии, но… ведь ты же не хочешь работать с нами. И другие не хотят.

      – Я редко в чем отказывал вам. В особенности когда речь заходила об… этом направлении вашей деятельности.

      – Знаю, знаю и ценю это. Но тебя одного недостаточно, какой бы хороший ты ни был. И есть те, кто нам нужен, но попросту воротит нос при одном упоминании Департамента…

      – Ты плохо уговаривал их. А я не могу уговорить всех. Меня просто не хватит. Но ты даже не пытаешься научиться уговаривать.

      – Курва мать, мне просто никто не дает шанса уговорить себя! – шепотом вскричал Забродский. – Все такие гордые! А как быть с теми двумястами?

      – Я не знаю, – сказал дядя Костя устало. – Честное слово, не знаю. Вот, посмотри, – он кивнул в мою сторону. – Простой четырнадцатилетний шалопай. Обычный человеческий детеныш. Это и есть тот, в расчете на кого ты строишь свои планы.

      – Нет, не тот, – возразил Забродский. – Вот если бы тогда, на Тайкуне, он оказался у меня…

      – Через четыре года он получит право принимать осознанные самостоятельные решения. И еще года через два-три, может быть, станет тем, кто тебе нужен.

      – Он никогда уже не станет тем, кто мне нужен, – горько проронил Забродский. – Время упущено. Ты прав, это обычный человеческий детеныш. И он боится вида крови.

      – Через четыре года, Людвик. Ни днем раньше. Он сам должен решать за себя, а не ты за него, и не я за него, и никто во всем мире, кроме него самого.

      – А как же те двести?..

      – Людвик, тебе пора.

      Забродский суетливо, в двадцатый, должно быть, раз одернул куртку и выпрямился во весь свой невеликий росточек.

      – Я бы хотел принести свои извинения госпоже Климовой за причиненные ей неудобства и переживания, – звучно объявил он.

      – Валяй, – хмыкнул дядя Костя.

      Забродский на цыпочках приблизился к запертой двери и деликатно постучал.

      – Госпожа Климова! – позвал он.

      Молчание.

      – Наверное, она ушла в дальние комнаты, – растерянно предположил Забродский.

      – Никуда она не ушла, – криво, здоровой половиной лица усмехнулся Консул. – Она стоит по ту сторону двери и ждет, когда ты сгинешь с ее глаз. А в руках у нее большая железная штука, и хорошо бы, чтобы это была заурядная кочерга, а не то, что я думаю. И не прикидывайся, что ты всего этого не знаешь, нас учили одни и те же учителя…

      – Что же мне делать? На колени встать?

      – Это было бы эффектно.

      Забродский в замешательстве огляделся. Тетя Оля, вынужденно сменившая заляпанное