Правдивая странная ложь. Александр Евдокимов

сбросить страх…

      И!…

      пульс найти в руках!

      лишь бы…

      16 апреля 2019 год,

      город Москва

      П О К О Й Н Ы Й С В Е Т Т О Р Ш Е Р А

      новелла

      в стиле «Rock-in-Room»

      in the style of «R-&-R»

      Пространство спальни тамасичными кружевами лёгких, прозрачных материй молчало камнем. Зеркальный повтор этой мысли устал и желал сжатой скинии ветра.

      – Старею…

      Ольга Андреевна печально смотрела сквозь стекло, сквозь собственный абрис, сквозь своё время…

      Морщины исцарапали ёмкую гладь в глубине отражений и тронули ранками и лицо, и шею Ольги, украшая тёмные глазницы скульптурной строгостью, знавших и смех, и каприз, и поцелуи мужчин.

      Зеркальное пространство ощупывало и осматривало её тело ладонями разных диафрагм… =

      : утром – нервно —: – глаза, лицо, шея, лицо, глаза, зубы;

      : днём – мимолётно —: – глаза, голова, грудь, спина, колготки, губы;

      : вечером – медленно и печально —: – абрис, ноги, попка, плечи, грудь, живот, чубчик письки, попка, спинка, шея, грудь, соски, зубы, губы, глаза, абрис и…

      Глаза, глаза, глаза…

      Сквозь мякоть несуществующего бытия, вслед за глазами, ползли по её телу руки, примеряя силуэт, пришедший из света, к реальной – смуглой и стройной сорокалетней женщине…

      Она игриво плескалась в плотном пространстве нереальной плоти, взбивая руками волосы и представляя себя то распутной, то больной и слабой, то сильфидной, а иногда, вдруг, начинала плести косичку…

      – Старею…

      Прозрачная тень рванулась в кристальном пространстве, и коснулась колен Ольги Андреевны, и приподняла воздушную ткань, и повернула плечо в одну сторону, потом в другую, – едва заметно улыбнулась, – резко сорвала… =

      : и с себя;

      : и с Оленьки;

      : и, с пришедшей из света…

      Сорвала мягкую ночную накидку: волосы ещё плавно падали вниз, рассыпаясь на обнаженных плечах, а она уже пристально смотрела на две маленькие дульки, всегда бледные от тенистого места.

      Торшер лизнул теплом соски и нервная дрожь, – через спину, – кинулась в волосы, и через плечи – обронила холод на живот и, шевельнув кудри лоно, дрогнула в коленях. Ольга Андреевна ладонями приподняла груди немного вверх и нервно толкнула свои рёбрышки вздохом, чтобы выше задрать носы титек.

      – Тряпочки… Всё уходит… грудь девичья… грудь матери и… всё уходит… тряпочки…

      Объём отражения навалился на Ольгу как на собственную тень и она опустила руки, а зеркальный воск застыл перед ней профильным срезом, – женщина посмотрела на себя сбоку, где вместо упруго-острого излома, торшер огибал плоскую линию, увязая в мягкой коже и, лишь в нижней части живота, и в бёдрах жил тугим бронзовым блеском.

      – Любимой мне не быть…

      Ольга Андреевна оттолкнула себя и они обе рухнули на кровать.

      – Поэтому они непостоянны. Коты мартовские!…

      Каприз печальной краской скользнул по её лицу тоненьким горячим ручейком, и светло-грустная нить мулине зажглась покойным