История нравов. Буржуазный век. Эдуард Фукс

нежат, как музыка, слух.

      В чертогах свирепого пара-царя

      Там гаснет и тело и дух.

      Там царствует ужас, там гибельный ад

      В чертогах царя роковых,

      Там тысячи мертвых положены в ряд,

      Они поджидают живых…

      Долой же слепую, бездушную власть!

      Вы, полчища белых рабов,

      Свяжите чудовища черную пасть

      И силу железных зубов!

      И слуг его наглых, утративших честь

      И совесть продавших давно;

      Пускай поразит их небесная месть

      С Тельцом Золотым заодно[10].

      Что это не поэтическая гипербола, доказывает доклад назначенной в 1840 году парламентской комиссии для расследования вопроса о детском труде. Изданный ею в 1842 году доклад разворачивает, по словам экономиста Нассау Уильяма Сеньора, «самую ужасающую, когда-либо представавшую глазам мира картину алчности, себялюбия и жестокости капиталистов и родителей, картину нужды и вырождения, убийства детей и отроков».

      Наряду с рабочей силой детей особым спросом пользовалась, как уже упомянуто, рабочая сила женщин. Женщина не только весьма пригодна для целого ряда производств, она была к тому же гораздо более покладистым работником, нежели мужчина. Женщина всегда находилась в особо подчиненном положении. Кроме тех же причин, которые приковали к машине мужчину, ее связывало с ней и с фабрикой еще одно из самых благородных чувств, не останавливающееся ни перед каким самопожертвованием, – материнская любовь.

      Сотни тысяч женщин отправлялись ежедневно на фабрику, тратя на ходьбу несколько часов, только для того, чтобы доставить хлеб детям, у которых не было отца или заработок которого был недостаточен, чтобы прокормить семью. Эта любовь побуждала их брать на себя самую тяжелую и для их пола опасную работу. Ради нее карабкались они, нагруженные тяжестью, по колеблющимся лесам постройки. Ради нее они ни на минуту не отрывались от стучащей швейной машины и быстро скользящей иглы. Ради нее они соглашались на все более продолжительный рабочий день и покорно сносили все притеснения предпринимателей – только бы не лишиться работы.

      Относящееся к 1842 году сообщение о положении английских работниц, занятых в модных мастерских, гласит: «Во время фешенебельного сезона, продолжающегося около четырех месяцев, рабочий день, даже в лучших предприятиях, доходит до пятнадцати и даже – в случае спешных заказов – до восемнадцати часов.

      В большинстве магазинов рабочее время вообще не установлено, так что девушка никогда не имеет для сна и отдыха более шести, а часто только трех или четырех, иногда даже только двух часов, работая от девятнадцати до двадцати двух часов, а порой – что бывает достаточно часто – всю ночь. Единственным пределом, положенным для их работы, является физическая невозможность держать в руке иглу. Были случаи, что несчастные работницы в продолжение девяти дней ни разу не раздевались, растягиваясь для отдыха на несколько минут на матрасе, куда им приносили еду, нарезанную маленькими кусочками, чтобы они могли ее как можно скорее проглотить.

      Словом, эти несчастные работницы принуждаются силой морального рабства –

10

Перевод В. Богораза.