МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 5. Татьяна Вячеславовна Иванько

нравится до сих пор? – спросил Игорь.

      – Не то слово! Очень нравится, – искренне ответила я. – Кирилл хотел купить, но его уже продали.

      – Я знаю, – ответил Игорь с довольной улыбкой. – Это я купил его. Я купил его тебе. Он твой.

      – Как это? Ты…– я посмотрела на него: – Игорь… я не могу…

      – Игай… – смешно повторил мою интонацию Митя.

      И Игорь засмеялся:

      – Ну, хоть что-то я могу подарить тебе, наконец! – он очень доволен.

      – Ты нашёл то, от чего я не смогу отказаться! Спасибо, Игорь! – я обняла его за плечо, прижавшись головой к нему. – Но… это не понравится Кириллу…

      – Утрясёшь как-нибудь, думаю, он тебе всё позволит, – усмехнулся Игорь.

      Мы все замёрзли вскоре после того, как они перестали бегать, поэтому мы зашли погреться и поели в кафе, причём Митя умильно старательно орудовал ложкой, деловито жевал, заглядывая в тарелку.

      Игорь смотрит на меня, я слушаю, что он рассказывает о той кафешке, где мы сидим. Здесь, как оказалось, и поэты наши знаменитые бывали, и актёры, и музыканты.

      – Где-нибудь на западе в этом кафе висели бы сотни фотографий знаменитостей с их автографами. А у нас всё так, будто это обыкновенное дело, – я не могу не оглядывать стены, в модном духе ободранные до кирпичей.

      – Наши знаменитости всегда были частью народа, а не отдельно, где-то… – улыбнулся Игорь, отхлёбывая из чашки. – В таких же квартирах жили, как все, даже зарплаты почти такие же получали… У нас даже царей убивали как обычных людей, а не на плахе… Всё по-другому у нас, похоже…

      Я слушаю его и отвечаю, и я рада возможности отвлечься от своих мучительных раздумий. И вдруг Игорь в какой-то момент отвлёкся от своего рассказа, глядя на меня внимательно:

      – Ты… ты беременна снова, да, Лёля? – спросил он так неожиданно, что я вздрогнула.

      Покраснев горячей волной, я согласно кивнула. И отвернулась к Митюшке. Игорь ничего не сказал об этом больше. Он сказал о другом и позднее:

      – А я думал, это Лёнечка – любовь твоей жизни. Стало быть…

      И тут я безудержно зарыдала…

      Да, она заплакала так горько, так по-настоящему, что я испугался, не сделалось бы ей плохо.

      – Ну что ты… – поднявшись, я обнял её, а она уткнулась лицом мне в грудь, стыдясь своих слёз и не в силах совладать с ними. – Уходи ты от них, сколько можно? Что ты маешься с ними, с этими чёртовыми Легостаевыми?!.. Ну, что ты… плачешь? Или ты ребёнка не хочешь?

      Митя замер с ложкой в руке изумлённо глядя на нас двоих…

      Лёля даже перестала плакать:

      – Как это? – она посмотрела на меня, отодвигаясь, мой вопрос подействовал как пощёчина, останавливая поток её слёз, – да ты что… – она икнула.

      – Что ж тогда плакать? – я улыбнулся, погладил её по волосам.

      Господи, я утешаю её, беременную от Легостаева! Что происходит? Что за абсурд опять?

      – Мама, не пакай! – сказал Митя, обеспокоенно выпрямляясь и тряся ложкой в воздухе. – Игай, пусь мама не пакай!.. Игай, ты – ха-о!.. Кажи маме…

      – Вот