Сквозняки закулисья. Елена Юрьевна Кузнецова

гол, нетрудно обвинить в любых огрехах команды. С ними удобно. Они всегда соглашаются. И вот уже толпы молодых и наглых подвизаются на административно-хозяйственных постах и лижут новым господам все, до чего достанут. Они приезжают на своих навороченных тачках, не выпускают из рук сотовые телефоны, на оплату которых уходит львиная доля зарплаты профессионалов, и ведут себя, как последние хамы, благо пример хозяев перед глазами.

      Павлу – сорокалетнему режиссеру – платили 800 долларов, а костюмерша 18-ти лет приходила на час, гладила костюм и получала 350. И все. Он же до того, как выйти на площадку, общался с заказчиками, заказывал реквизит, подбирал актеров, расписывал съемку по секундам. Заказчики вели себя, как капризные барчуки: часто сами не знали, чего хотят, но часто меняли уже отработанное на площадке и ничего не отстегивали за свои фантазии. А аренду помещений, оборудования и служб все равно приходилось оплачивать. Не особо ломая голову, хозяин придумал, как не спугнуть заказчиков и сократить расходы: он просто вычитал эти деньги из зарплаты сотрудников, мотивируя наказанием за неисполнительность и неспособность к экономии.

      – Бизнес требует жертв. Вам всем надо много стараться, чтобы освоить цивилизованные способы работы. Привыкли жить в бардаке! Давайте-ка, учитесь выдавливать из себя рабов, – поганец наставлял добродушно и часто. После подобных наглядных занятий группа отправлялась на ночной монтаж, договариваясь с инженерами на свой страх и риск, потому что законно арендовать аппаратные «цивилизованный» космополит не желал. А сам он после того, как «каждая сестра получала по серьге», сваливал в ближайшее казино – просаживать «экономию».

      Всю эту нервотрепку Павел терпел, потому что ничего больше не знал и не умел. Жизнь вне железобетона Останкино была непонятной и пугающей. Мир внутри – противным до омерзения, но знакомым. Так что, как-то сами собой постепенно исчезли обиды на прошлое, даже развилась некоторая ностальгия: в советском государстве было много идиотизма, но такой вопиющей профессиональной безграмотности не было.

      – Тортякой в мордяку – это смешно, – любил говаривать поганец-продюсер. В этом для него был и менталитет, и образовательный уровень среднего жителя России. Эту страну он презирал, но приезжал наваривать быстрые деньги способами, за которые его давно бы посадили за решетку в американском раю, куда побежал он за длинным долларом, называя это эмиграцией по национальному признаку. На самом деле, – в группе ходили глухие слухи, – он пытался «химичить» с дерибасовскими замашками: то ли доливал, то ли разбавлял, то ли приписывал. Он так делал в Одессе, попробовал в Испании, попытался в Филадельфии, но там получил по рукам, отделавшись испугом, и, замарав штаны, прибежал в Москву. И из побитого второсортного эмигрантского пса стал важным «новым русским». А тут таких, как он – все в бизнесе по маковку!

      В минуту душевного расслабления поганец любил предаваться размышлениям о глупости оставшихся