Светлые судьбы. Вивея Шы

наша родительница после родов пребывает в не лучшем расположении духа. Тело ломит, живот болит, и даже радость ей тягостна. Еще более отягчает ее мысли периодическое отсутствие отца с сомнительными причинами и местоположением. Стоит ей заснуть так его сразу куда-то тянет.

      В меру покормив нас молоком, мать велит нянечке присмотреть за нами. Сама же, с видом крайне угрюмого подозрения начинает бродить по дому. Молча и неспешно она заглядывает в комнаты особняка.

      Родитель же наш радостен и возбужден, и буквально подпрыгивает на месте. Все складывается удачно. И сейчас, он испытывает великое эстетическое наслаждение.

      – Чудо нашего края, – шепчет он себе.

      Единственная мысль не дает ему покоя: «Могло бы быть быстрей».

      Кажется, окружающие его люди так не думают. То и дело один или другой раздраженно зыркнет на отца, дескать, успокойся, ты мешаешь мне сконцентрироваться.

      А мать все ближе. Наконец, ее чуть сгорбленная, пухлая фигура медленно двигается в окне коридора в направлении ко входным дверям.

      Отец замечает ее, и его голова втягивается в растерянно поднятые плечи.

      «Как же я ее пропустил в окнах наверху! Ах, как же! Основу поставили, но цветы… цветы еще не нарастили, ну как же! Без цветов никак!»

      И он пускается в бег, что голова как третья нога.

      Дверь открывается прямо перед ним. Взгляд матери ровный, в некоторой степени благонадежный… Лишь две морщинки меж густыми светлыми бровями и едва приметно сжатые губы говорят отцу очевидное: женщина жаждет крови.

      – Я уже хотела искать тебя в саду, – говорит она самым низким голосом из своего высокого спектра, подчеркивая скверность ситуации. – А тут слышу вдруг шум, бег…

      Отче улыбается ей, его глаза блестят, брови приподняты. И ноздри жадно глотают воздух, и сердце беснуется.

      – Лийса, свет мой, а я тут… да, пробежаться решил.

      – С чего же это внезапно? – мрачно спрашивает она и пытается выглянуть отцу за спину.

      Он старательно подсовывает ей свое лицо, закрывая вид позади. В итоге, чмокает мать в лоб.

      – Зеев! – вскрикивает она, роняя слезы. – Немедленно скажи мне, в чем дело и где ты пропадаешь! Ты же говорил, что будешь со мной все эти дни!

      – Свет мой, солнышко исключительное, я все тебе объясню, – сдается отец.

      Солнышко показательно отворачивается. И отмечает неестественную яркость красок в отражении оконного стекла. Не слушая более отца, она оборачивается, силой отодвигает его и спешно, красиво бежит.

      Перед парадной лестницей дома через дорогу возвышается белесая статуя женщины с плавными, потрясающе живыми чертами. Статная, гибкая, ее платье словно легчайшая ткань, покорная дуновению ветра, а тонкая длинная мантия лучится под солнцем разноцветьем прозрачного материала. Одухотворенно, милосердно, статуя протягивает раскрытые к небу ладони, и из них сочится вода.

      – Садовоздеятели наращивают цветы. Им уже недолго осталось, – говорит отец.

      – А какие цветы? – щурится мать на медленно вытягивающиеся стебли подле садовоздеятелей.

      Догадывается