Спастись от опасных мужчин. Сол Лелчек

еще нам идти? – таким же глухим голосом спросила девушка. Она по-прежнему сидела на полу. Сигарета была уже докурена, но она затянулась еще раз. Интересно, каков на вкус сигаретный фильтр? – Думаешь, нам есть куда идти?

      – Садитесь на обочине, – сказала я. – Точно так же, как вы сидите здесь. Только не здесь, а там.

      – Ты не имеешь права так с ней говорить, – сказал ирокез.

      Похоже, он прилагал усилия к тому, чтобы встать со своего кресла. Его голос звучал еще не очень агрессивно, но постепенно приближался к этому. Я отвела от него взгляд и глубоко вздохнула.

      – Брэндон, – сказала я, перестав обращать внимание на типа с ирокезом и девушку. – Это двое должны уйти. Немедленно. Потому что мне уже начинает надоедать обращаться к ним вежливо.

      Брэндон рассмеялся. У него был подкупающий смех, совершенно не вяжущийся с унылым видом его квартиры. Высокий, похожий на хихиканье, в конце концов перешедший в кашель курильщика со стажем.

      – Теперь твой выход, – сказал он, обращаясь к «ирокезу». – Но на твоем месте я не стал бы ее сердить.

      – Это ей не стоит меня сердить, – сказал тот. – Она понятия не имеет о том, на что я способен.

      Брэндон опять рассмеялся.

      – Если ты ее по-настоящему рассердишь, тебя ждет ба-альшой сюрприз. На твоем месте я бы ее послушал. Честное слово. – И он снова рассмеялся.

      – Пошли отсюда, – сказал девушке тип с ирокезом. – Я вижу, нам тут не рады.

      Я даже не удостоила его взглядом. Позволила ему остановиться прямо передо мной, закурить еще одну сигарету и выпустить дым мне в лицо. Я продолжала стоять, не двигаясь с места. Наконец они убрались. Дверь за ними захлопнулась. Шаги затихли.

      – Зачем тебе было выгонять их, Ник? От них ведь не было никакого вреда.

      Теперь мы остались вдвоем.

      – Никакого вреда?

      Я перестала глазеть на стену и перевела взгляд на него. Когда-то мой младший брат был чертовски красив. Незабываемые зеленые глаза, в которых плясали огоньки, гладкая чистая кожа. Если бы его детство прошло нормально, он бы очаровывал девушек направо и налево. Девушки бы постоянно задерживались в нашем доме, чтобы помочь ему с выполнением заданий по химии, или чтобы взять на время компакт-диск, или для чего-то еще, что обычно делают ученицы старшей школы, когда им нравится какой-то парень.

      Что-то от того Брэндона в нем еще оставалось, но мне приходилось приглядываться, чтобы различить эти следы. Он был худ, но то была не жеребячья худоба подростка, а нездоровая худоба наркомана. Он был на пару дюймов выше меня, но, вероятно, весил фунтов на десять меньше. На нем была черная футболка без рукавов и грязные сетчатые спортивные шорты, его слегка веснушчатое лицо покрыто неопрятной щетиной. На его щеке красовался пластырь, темно-русые волосы были немыты. Мне хотелось плакать. Хотелось вымыть шампунем его волосы, стереть мочалкой грязь с его кожи. Зеленые глаза больше не блестели, зрачки были сужены, веки опухли.

      – Ты хочешь есть? Хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила? Может быть, омлет? Или сырные тосты?

      – Я