Сражение в пустыне. Вагиф Султанлы

иными людьми. Словно душа у людей была вызволена из тела, они превратились в какое-то непонятное существо. Он чувствовал, как его душа притесняется среди этих бездушных, бесчувственных, отчуждённых людей, пытается вызволиться из его тела раз и навсегда.

      Время притесняло его, как тиски. Старик чувствовал, что его притесняют не месяцы и года, а века и эпохи, что он уже не умещается в границах времени.

      Он желал опустошения гнезда своей памяти – был уверен, что это немного облегчит его состояние.

      Жизнь завяла, как цветок под палящим солнцем, полностью потеряв свою красоту и благоухание. Он всеми жилами мечтал, во что бы то ни стало, избавиться от всего происходящего, от подобного течения жизни. Он чувствовал, что его годами угасающая жизнь направлена на неизбежное русло, и он приговорён прожить эту монотонную жизнь до конца – эти мысли беспощадно угнетали его.

      Ему осточертело бесцельно копошиться среди бессмысленных реалий этого мира. Он сам удивлялся себе – как можно терзаться одиночеством среди беспрерывно бродящей человеческой толпы, напоминающей муравьиное гнездо?! Страх бесконечной пустоты и бессмыслицы, разъедающий его душу изнутри, распространялся по всему ноющему телу.

      Вокруг него веяло одиночеством, и чувствуя собственное превращение в пленника этих неизбежных ощущений, он сильно нервничал, его руки, пальцы тряслись от взвинченности.

      Беззвучные волны безразличия упорно выталкивали его на берег, пытаясь отдалить его от человеческого океана. Барахтаясь между берегом и океаном, он пытался выяснить для себя дальнейшее течение жизни, но бессмысленность этой затеи ещё больше угнетало его.

      Он чувствовал, как мутнеет душа, вокруг него, словно камнепад, сыпятся воспоминания и заботы, годами впитавшиеся в его память. Раньше он никогда не оглядывался назад, осматривая прожитую жизнь, не обращал внимание на исчезновение годов, отрывающихся от его жизни невидимой рукой времени. Но теперь, оглядываясь назад, он с изумлением осознавал, что прожитая жизнь не оставила в его памяти никакого задушевного, сладкого чувства.

      Постепенно ему было всё сложнее понимать язык окружающих его людей. Они разговаривали на непонятном ему языке, употребляли какие-то странные слова и выражения – словно принадлежали какой-то иной национальности. Вокруг не было никого, с кем он мог бы пообщаться, поделиться мыслями – это ещё больше угнетало его, и он не находил себе места.

      Чем глубже становилась бездна между ним и окружающими его людьми, тем больше людская масса отталкивала его, заставляя ещё больше отрекаться, замыкаться в себе.

      Между тем он осознавал, насколько будет тяжело жить вдали от привычной обстановки, к которой он привязался на протяжении долгих лет. Поэтому он вначале пытался найти общий язык с окружающими его людьми, но удостоверившись в бесполезности этой затеи, передумал. Понял, что отныне ничто не связывает его с обществом, в котором он живёт, и жить среди этих людей невозможно.

      Таким