Фатум. Том третий. Форт Росс. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

затянутой оленьими шкурами. В глазах его была упорная и тяжелая мысль. За дальним медвежьим пологом робко и редко перешептывались жены старика, трещал разгоревшийся фитиль, пуская к верхней вытяжке черную витую струю копоти. Знахарь поправил костяной палочкой огонь и неожиданно продолжил:

      – Твое видение совпадает с моим. Не пройдет и два-дцать зим, как множество белых придут в нашу страну. Я слышу их поступь, она подобна далеким раскатам грома.

      По спине Чокто пробежал холодок. Его широкие плечи передернулись. Глаза потемнели, а тонкие ноздри непроизвольно затрепетали от гнева.

      – Успокойся,– жрец протянул ему заново набитую табаком трубку.– Твое ухо пока не услышит их шаг… Но как говорили отцы наших отцов: «Время не стоит на месте, и ты, хочешь того или нет, движешься вместе с ним… даже если это не приносит тебе счастья». Да, такое бывает. Мне понравились слова, сказанные твоим отцом. Ты знаешь, Две Луны был моим другом…

      – Да,– кивая головой, согласился Чокто,– но сейчас меня интересует, что будет с моим народом. Среди волков олени не живут… Наши люди не смогут жить с белыми лицами.

      – Если ты держишь кохуатль⁷ за хвост, разбей ей голову, пока она тебя не укусила.

      – Я убью их всех.– Чокто угрюмо завернул в красный кожаный лоскут искуренную трубку и опять надолго замолчал.

      В горах за стенами бараборы гулко грянуло грозовое небо. Одна из старух, нянчившая внука жреца и заснувшая сидя с ребенком на руках, проснулась и начала укачивать его, напевая тихим грудным голосом.

      – А что скажешь делать с Водяной Крысой? – глаза вождя сузились, превратившись в два ножевых пореза.

      Жрец не торопился с ответом, прислушиваясь к вечернему лаю и тявканью собак лагеря, настойчиво требовавших кормежки. Затем протянул руку и снял со стены сыромятный короб, увешанный речными камешками и птичьими перьями. Молча раскрыв его и предварительно прошамкав молитву, он вытащил из него какой-то предмет, завернутый в кунью шкуру, и так же молча протянул Чокто.

      Когда пышный мех был снят, лицо воина напряглось, тень суеверного трепета залегла в наметившихся морщинах. В его руках лежал священный амулет Цимшиана —ожерелье из десяти человеческих пальцев.

      – Ты видишь,– раздался надтреснутый голос старика,– они принадлежали белому торговцу с Юга, потомку тех, кто пришел в страну танаина и корзинщиков⁸ еще много зим назад… Я был тогда ребенком… и наш народ кочевал у реки Четырех Столбов. Этот торговец продавал нам железные ножи, голубой бисер и одеяла… Но вместе с этим он привез шехалисам и корявую болезнь, от которой воинов погибло больше, чем при битве за крылатую лодку белых… – с горькой ненавистью прошипел шаман.– Ты знаешь стариков, которые выжили… Кожа на их лицах точно обуглена порохом, много кривых и слепых… А сколько лучших девушек они забирали с собой…

      Знахарь замолчал, принявшись чесать искусанную гнусом лодыжку. Крупные желтые зерна бус закачались на его впалой груди.

      – Что

7

      Кохуатль – гремучая змея (индейск.) – Из Словаря-разговорника колошей, шехалисов.– «Русская Америка».– М.: Мысль, 1994.

8

      Танаина, корзинщики – индейские племена Верхней Калифорнии. (Прим. автора).