Шарада. Руслан Каштанов

то, что считаю нужным делать. Вот и все.

      И, все-таки, на чьей же стороне я действую? На стороне добра или зла?

      Определенно, я не гуманист. Это я понял уже давно.

      Проявлять сожаленье я не умею. Это факт.

      Некоторое время Нелли сидела молча. Она положила подбородок в свою раскрытую ладонь; локоть упирался в подлокотник; одна нога лежит на другой. Могло показаться, что это поза скучающего человека. Но я уже знал, что в ее случае, – это больше поза мыслителя.

      В таком положении она провела последние пять минут моего монолога (говорил я гораздо дольше, и она, как опытный психолог, выбрала нужный момент, чтобы не прерывать меня; по обыкновению, лишняя информация всегда отфильтровывается).

      Сделав глубокий вдох, она сказала:

      –Да… Признаюсь, некоторые моменты меня тронули… Здесь необходимо немного вербализации – мне хочется расставить акценты, если ты не против.

      Я кивнул: не против.

      –Ты продолжаешь чувствовать себя уверенно в разных социальных ролях, и, если я правильно поняла, это со временем превратилось для тебя в некую забаву. Никакого дискомфорта ты не испытываешь.

      –Нет, – сказал я. – Абсолютно никакого дискомфорта. Мне доставляет огромное удовольствие то, как работает мое сознание. Я даже бываю рад этому.

      –Хорошо. Теперь следующее. Правильно ли я понимаю, что ты никогда ни о чем не сожалеешь?

      –Это верно. Возможно, я ошибаюсь, но сожаление для меня тесно связано с самоедством. Ясно, что в этом нет ничего страшного. Но ко мне это не имеет никакого отношения.

      –И нет никаких сожалений по поводу Марьяны?

      Мне бы хотелось дать моментальный ответ, устроить рикошет для такой остроумной уловки, – так я обычно поступаю, – но во мне стала звучать музыка, и запели голоса. Имя разбивалось на слоги, на тона, на три уверенных шага к умиротворению. Морские волны. Линия горизонта. Пляжные песчинки на щеках, на губах. На чужих губах…

      Нелли, не получив от меня вербальной реакции, продолжила нажим:

      –Видишь ли, мой дорогой, эта девушка вызывает в тебе непростые чувства, и теперь ты можешь убедиться в этом сам. Если нужно было подтверждение, то оно перед тобой, – здесь и сейчас. Здесь не может быть никаких сомнений. Ты мог опустить это место в своем рассказе, обогнуть его, оставив, как нечто совершенно постыдное, и не имеющее к тебе никакого отношения. Но ты словно вошел в транс, и мне не хотелось тебя останавливать. Я просто не имела на это права.

      Я помолчал еще какое-то время, стараясь со всех сторон разглядеть правду, что предстала передо мной; затем сказал:

      –Любовь – это океан. Мне его не переплыть. Я должен видеть берег. Или хотя бы знать, что если нырну, то это будет не последний мой вздох. Через пару десятков метров мне все равно нужно будет вынырнуть. Одним словом, мне необходима суша…

      Сожаление? Вряд ли! Я бы не назвал это так. Здесь совсем другое.

      –Тогда что же это?

      –Это то, что принадлежит только мне. Она всегда будет в моем сердце, даже если я решу выкинуть ее из своей головы…

      Даже не верится, что