Екатерина Великая. Греческий прожект. София Волгина

прислуги в дворянских домах, доходящих у некоторых до четырех сот и более человек!

      Императрица не возражала, но на лице было заметно неудовольствие.

      – Хорошо! Согласна, все сие худо. Что ж, ничего хорошего вы не заметили в русской жизни?

      Луи де Сегюр виновато улыбнулся.

      – Отнюдь, Ваше Величество! Конечно, заметил! К примеру, зимние, заснеженные дороги. У нас кареты не переставляют на сани, как бы холодно ни было. А здесь у вас, одно удовольствие ехать, вернее, лететь по гладким ровным и твердым дорогам на санях.

      Де Сегюр замолчал. Императрица с недоумением испросила: – И это все, граф?

      – О нет, Ваше Императорское Величество! Мне многое здесь нравится. Особливо, сам город Санкт-Петербург.

      – Да, наш город красив! – согласилась Екатерина. – Я горжусь им. А, что же, сам русский народ? Али еще не имели возможность оценить его?

      – Народ искренний, добрый, глубоко верующий и… совестливый.

      Императрица порозовела от удовольствия:

      – Как вы, граф, точно нашли ему определение! И, знаете ли, господин посол, – Екатерина даже прикрыла глаза, как бы ушла в себя, тщась точнее изразиться о сей материи, выбирая слова на французском языке, – русская совесть – есть особливо важное чувство. Она есть светило внутреннее, закрытое, кое освещает единственно самого человека, и речет ему гласом тихим без звука…

      Екатерина Алексеевна пригладила свои пышные кружева на рукаве, подняла глаза на своего любимца Ермолова, внимавшего ей с аттенцией, и довершила:

      – Совесть нежно трогает душу, приводит ее в чувство, и, следуя за человеком везде, не дает ему пощады ни в коем случае.

      Дав определение сути русского человека, Екатерина гордо посмотрела на француза пронзительным проникновенным взглядом, засим изволила изречь:

      – И вот – сего самого чувства у моих подданных с избытком, граф! Я весьма почитаю свой народ!

      – И он Вам платит тем же, Ваше Величество! – любезно и искренне, глядя ей тоже в глаза, ответствовал Луи де Сегюр.

* * *

      Василий Степанович Попов, толковый секретарь князя Потемкина, весьма понравился императрице, и она попросила князя Потемкина оставить его при ней для принятия прошений, пообещав не обидеть его и пожаловать имение, орден и повышение в чине. Потемкин не мог отказать ей, тем паче, что в середине лета императрица выдала Потемкину на начало строительства военных кораблей огромные деньги: почти два с половиной мильона рублев, что, конечно же, не нравилось его врагам. Они были уверены, что он их растранжирит на свои личные нужды.

      – Как я не переношу сего выскочку, известного «Князя Тьмы», – говорил граф Аркадий Морков Екатерине Дашковой, в присутствии ее старого дяди, генерал-аншефа Панина Петра Ивановича, и своего друга пиита Капниста.

      – А что такое, граф, – с сочувствием отозвалась княгиня, – ужели он совсем житья вам не дает?

      Морков презрительно скривил губы:

      – Не то,