Екатерина Великая. Греческий прожект. София Волгина

новые вести во дворце.

      Все помолчали, тщась что-нибудь вспомнить.

      – А вот нынче, – отозвалась Марья Саввишна, – во время ранней прогулки по Царскосельскому парку, мы с императрицей, с нами была и статс-фрейлина Александра Браницкая, видели, как колико дворцовых служителей, тихонько из дворца старались вынести разные плоды на прекрасных фарфоровых блюдах.

      Анна Никитична расширила глаза:

      – Воруют? До чего докатилась наша челядь, у Ея Величества воровать! – она обернулась к императрице. – И что же государыня-матушка?

      Екатерина молчала. Перекусихина развела руками.

      – То-то и оно, что ничего… Она поворотилась в другую сторону, чтобы не идти им на встречу.

      – Как так? Токмо и всего? А как же «вору потакать, что самому воровать»?

      Екатерина, как будто не слыша поговорку, улыбнувшись, молвила:

      – Хоть бы блюда-то оставили!

      Покуда Анна Никитична переваривала услышанное, Перекусихина, развернувшись к ней, сказала назидательно:

      – Свет мой Аннушка, у кого воровать государыне? Она, голубушка, сказала нам, что ее обворовывают точно такожде, как и других, но сие хороший знак и показывает, что есть что у нее воровать.

      – Вот те-на! – токмо и оставалось молвить, опешившей Нарышкиной.

      Поздно вечером, перед сном, Перекусихина переговаривалась с Протасовой:

      – Как у нас все просто, – сетовала она, – купил девушку, потом продал. Отчего, Анна Степановна, так у нас?

      – А что делать беднякам? Живут-то голодно. Мяса они не видят, едят хлеб, квас, тюрю, пареную репу, квашеную капусту. Да лесные ягоды, да грибы. Ну, и мясо, коли в силки поймают птицу или зайца. А так, стало быть, продав дочь, от лишнего рта избавляются и деньги не лишние.

      Саввишна горестно покачала головой:

      – А мы с государыней, не так давно, вели беседу на сей счет: она полагает, что крестьяне едят кур, ныне перешли на индюков, – молвила она, растерянно взглядывая на Анну Степановну.

      Протасова пожала плечами:

      – Не знаю, не ведаю, голубушка, но мясо они едят по праздникам: сие мне доподлинно известно.

      Записки императрицы:

      Наконец достроен Эрмитажный театр.

      В городе все в восторге от оды Гавриила Державина «Бог».

      Особливо мне по душе слова:

      «Я связь миров повсюду сущих,

      Я крайняя степень вещества,

      Я средоточие живущих,

      Черта начальна Божества.

      Я телом в прахе истлеваю,

      Умом громам повелеваю;

      Я царь, я раб, – я червь, – я бог!

      Но будучи я столь чудесен,

      Отколь я происшел? – Безвестен;

      А сам собой я быть не мог».

* * *

      Екатерине нравилось беседовать с графом де Сегюром: в разговоре своим искрометным остроумием он напоминал ей князя Потемкина. Помимо того, она преследовала цель: тренировать свой французский язык с природным французом. Пригласив его к своему креслу, она, на сей раз, заведши