Тысяча девятьсот сотый. Роман-мантра. Алексей Михеев

встав с трона:

      – Ленин и теперь живее всех живых,

      И теперь, пожалуй, больше чем всегда.

      Наш Ильич когда-то временно затих,

      Чтобы, всё постигнув, смысл разгадать.

      Вечно пусть идеи Ленина живут

      В новом государстве и под новой кожей!

      Ленину «раммштайны» песенки поют,

      И он улыбается, в мавзолее лежа.

      Трепетно касаюсь твоих мощей святых:

      Это отрезвляет и в радости, и в горе.

      Ленин, ты сейчас живее всех живых,

      Но не забывай и о memento mori!

      Речевой аппарат чуть дребезжал, но пока еще легко подчинялся своему хозяину. Теперь – проверка умения выстраивать логические связи. «Ленин и теперь живее всех живых» – этот лозунг, звучащий приветом из прошлого века, отчасти справедлив, ибо «фотонегатив» земного бытия данного деятеля Свет проявляет бóльшим количеством умов, нежели «фотонегативы» людей дюжинных. С этой точки зрения Ленин «живее» многих и многих, ведь всякая жизнь в своей основе есть лишь сон Света о ней.

      «Логика в порядке», – с удовлетворением заметил Дозин. Теперь оставалось дожить до вечера, чтобы совершить последний переход.

      Александр Петрович умывался и чистил остатки зубов, когда на глаза ему попался маленький стеклянный домик, стоявший тут же для красоты. Он навел на мысли о нелегкой доле соседа с третьего этажа – Семена Ерофеева, известного также под ником «Яробой».

      Ерофеев переехал в этот дом года три назад. Бритоголовый и крупный двадцатипятилетний детина стал снимать однушку вместо уехавшей к себе на родину кавказской четы. Главной особенностью внешности Яробоя было отсутствие левого уха. Этот дефект, разумеется, сразу же породил массу сплетен, но правды о его генезисе никто в доме, кроме Семена, не знал.

      Несмотря на необычный недостаток, парень по первости не привлекал к себе ничьего внимания: подтягивался во дворе, тягал дома штангу, сидел за компом, выгуливал немецкую овчарку по кличке «Тор», ездил на работу на «Совке», а также в парк Покровское-Стрешнево – тренироваться СГБ и немного «С-42» у Белова. Всё это – совершенно понятное и безупречное поведение.

      Изменения произошли позже. Как-то раз, выгуливая пятничным вечером Тора, почти не пьющий Яробой схлестнулся у подъезда с компанией шумно гулявших прямо на детской площадке нетрезвых азиатов, которых он весьма корректно попросил покинуть неподобающее для кутежа место. Пьяные стали грубить и глумиться над Семеном, послышались угрозы. Азиаты были нелегалами – Ерофеев понял это, когда попытался просмотреть их закрытые лайфпрофили сквозь прикрытые веки. Двоих он сумел вырубить, но остальные не только запинали проявившего активную гражданскую позицию молодого человека до почти коматозного состояния, вызвав тяжелое сотрясение мозга, но и застрелили из травмата собаку, которая, рыча и лая, рвалась в бой.

      Отлежавшийся в больнице Яробой вернулся уже совершенно другим человеком –