Девочки в огне. Робин Вассерман

в убогой ванной за медкабинетом, переоделась в чистые джинсы, «заткнула киску тампоном», повязала куртку вокруг талии, умылась и попыталась всухую проблеваться в унитаз, а когда я наконец вышла, за дверью стояла Лэйси Шамплейн: она дожидалась, пока медсестра решит, что никакая голова у нее не болит, и отошлет обратно в класс, но в действительности – во всяком случае, так мы рассказывали нашу историю впоследствии, когда нам неизбежно пришлось сотворить из нее легенду, – на каком-то глубинном подсознательном уровне она дожидалась меня.

      В предбаннике медкабинета пахло медицинским спиртом. От Лэйси пахло Рождеством, имбирем и гвоздикой. Я слышала, как медсестра болтает у себя в кабинете по телефону, жалуясь на переработки и какую-то «дрянную стерву».

      Тут Лэйси посмотрела на меня:

      – Кто это был?

      Никто; виновата была только я, мои «критические дни», обильные месячные и жесткие требования, налагаемые белой одеждой; но ведь было не только пятно крови, но и всеобщий смех, не только протечка, но и «киска», была Никки Драммонд, и когда я сказала об этом, уголок рта Лэйси с одной стороны пополз вверх, пальцы крутанулись над губой, словно вертя невидимый ус, и я почему-то сразу догадалась, что это означает улыбку.

      – Ты когда-нибудь думала сделать с собой такое? Как он? – спросила она.

      – Сделать что?

      Это стоило мне взгляда, который впоследствии приходилось видеть нередко. Он означал, что я ее разочаровала; он означал, что Лэйси ожидала большего, и все-таки даст мне еще один шанс.

      – Покончить с собой.

      – Возможно, – ответила я. – Бывало.

      Я никогда не говорила такого вслух. Будто носила в себе тайный недуг, но не хотела, чтобы другие знали, что я заразна. Я почти ждала, что Лэйси сейчас отодвинется от меня.

      Вместо этого она вытянула вперед левую руку и перевернула ее, демонстрируя запястье:

      – Видишь?

      Я увидела молочно-белую кожу с паутиной голубоватых сосудов.

      – Что?

      Она постучала пальцем по косой белой линии длиной с ноготь большого пальца.

      – Самоповреждение, – объяснила она. – Вот что случается, когда падаешь духом.

      Мне захотелось потрогать шрам. Ощутить его выпуклость и биение пульса под ним.

      – Правда?

      Внезапный приступ смеха.

      – Да нет, конечно! Бумагой порезалась. Я тебя умоляю!

      Она надо мной насмехается или нет? Она похожа на меня или нет?

      Она ненормальная, как уверяют многие ребята, или нет?

      – В любом случае, если бы я собиралась это сделать, то не таким способом, – заявила Лэйси. – Не ножом.

      – А как?

      Она покачала головой и недовольно хмыкнула, будто осаживая ребенка, потянувшегося к сигаретам:

      – Я расскажу тебе, если ты мне расскажешь.

      – Про что расскажу?

      – Про свой план – как ты собираешься это сделать.

      – Но я не собира…

      – Собираешься