Коктебельская галька. Рассказы. Амаяк Тер-Абрамянц

Рог, откуда мама бежала за полчаса до захвата города немцами? Я просто об этом не задумывался: в моём настоящем это не имело значения…

      А она рассказала, что ей страшно не понравилось его развязное поведение: «Ну, теперь мужиков мало, а женщин много – возьму, какую захочу!..» – вальяжно сказал он. Маму это оскорбило, и на следующий день, с утра, никому не говоря ни слова, она покинула Кривой Рог теперь уж навсегда, сев в поезд, идущий обратно в Москву навстречу неизвестному будущему.

      Далеко не для всех послевоенные встречи оборачивались счастьем – встречались слишком изменённые за четыре года войны люди. Думаю, так случилось и здесь. Вместо скромного курсанта-танкиста, с которым она познакомилась на танцплощадке, она увидела обожженного и циничного человека… Он прошёл пол разрушенной, изнасилованной в отместку Европы, и его душа находилась в скалярном состоянии, для которой покой и невесомая пустота были благом. Мамина же душа была векторная, стремящаяся к наполнению. Мама объехала в составе эвакогоспиталя половину востока страны, и люди, жизнь только разжигали в ней интерес и желание расти.

      Да, бывает так, что люди любили друг друга, четыре года войны писали письма со словами любви и поддержки, которые были необходимы… Но прямая, как выстрел, военная эпистола – одно, а жизнь – другое, в её мантры не укладывающееся. Четыре года! За это время жизненные траектории расходились слишком далеко, и приходилось рвать вопреки сердцу. И она решительно порвала… Но шрам остался. А мне, чтобы не было вопросов, сказала: сгорел… Да так она и себя уже почти убедила: тот скромный мальчик, который провожал её с танцев, сгорел в огне войны, породив совершенно иную личность – грубую, обожжённую, солдатски несложную.

      О шраме я упомянул не зря. Через три года после войны, выйдя замуж за моего отца, они поехали в свадебное путешествие в Анапу. Анапа в то время поразила её живописным безлюдьем, чистыми золотыми песками, нежным морем… Но в первый же день, пробыв от радости на солнце гораздо больше положенного, она сильно обгорела, вечером впала в жар и бред, и всю ночь звала одно и то же мужское имя – не отцово… На следующий день она пришла в себя, не помня, что с ней происходило.

      – Кто он? – спрашивал разъярённый ревнивый отец армянин, называя имя, которым она бредила. Но женщина ничего не скажет, если не захочет, хоть пытай: «Я не знаю, не знаю, клянусь. И откуда он взялся?» – смеялась, только делая удивлённые глаза, и отцу осталось лишь поверить. А я думаю, это и было имя того танкиста, который «сгорел».

      Мы смотрели в окно вагона под Курском молча Двадцать лет прошло после войны, столько событий произошло: страна отстроилась, выросли рощи, люди в космос полетели, я родился…

      Неужели то неизвестное имя так и осталось лежать в её сердце?

      Я умер в Нахичевани

      1

      Всё произошло неожиданно: грохот копыт, крики и облако пыли до неба, в котором мелькали