Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы. Алексей Беляков

мне тем временем переписать начисто клавир моей новой песни "Если будем мы вдвоем" (это был один из моих первых композиторских опытов)?". – "Конечно, – отвечает. – Мне это даже приятно"».

      Немного позже Пугачёва запишет пару добрынинских вещей – сам он тогда даже не пытался петь – и подружится с его первой женой Ирой.

* * *

      Почти в то же время у Аллы случится еще одна встреча, которой, впрочем, поначалу ни она, ни ее новый знакомый почти не придали значения. Во время гастролей оркестра Лундстрема в Ленинграде осенью 1972 года в номер к Пугачёвой постучался здешний молодой поэт, прославившийся к этому моменту словами песенки о Золушке («Хоть поверьте, хоть проверьте, но вчера приснилось мне…»). Его звали Илья Резник. Вот что он сам поведал в своей книге «Алла Пугачёва и другие»:

      «– Песню принесли? – серьезно спросила певица.

      – Да. Слушай.

      И я спел ей песню, в которой говорилось о том, что как аукнется, так и откликнется, что я с тобою остался из жалости…

      – Это мне? – растроганно спросила Алла.

      – Нет, но сейчас мы ее с тобой выучим и пойдем к N-ой.

      Я назвал имя очень популярной тогда, в 1972 году, певицы, проживавшей в этой же гостинице. (Скорее всего Резник говорит здесь о Галине Ненашевой – А. Б.)

      Показ провалился. Наверно, мы слишком волновались, когда пели в два голоса перед вальяжно раскинувшейся в кресле звездой, может, мы просто пришли не вовремя, а может быть, она почувствовала в этой худенькой рыжей девушке будущую грозную соперницу.

      А тогда, тогда моя новая компаньонка расстроилась больше меня…

      – Знаешь, Алла, возьми тогда себе эту песню, – великодушно предложил я. Но она неожиданно отказалась:

      – Я подумала, ты был прав: эта песня для N-ой. Лучше найди что-нибудь другое.

      В пачке клавиров, извлеченных из гитарного чехла, я отыскал ту песню… Песня назвалась "Посидим-поокаем"».

      В принципе, ей было хорошо работать у Лундстрема: довольно престижное место, много концертов. Да и за границу Алла впервые выехала именно с оркестром – это были гастроли в Польше. Но как раз тут она вдруг с тоской подумала о том, сколько еще лет она будет выбегать на сцену после того, как зал отбил все ладони, рукоплескал Ободзинскому, и петь свои три песенки?

      Здесь в Польше, в городке Сопот каждый год гремел международный музыкальный конкурс. Победитель увозил приз – «Янтарного соловья»…

      – Не-ет, – сердито говорила Алла Добрынину, – мне синица в руках не нужна. Мне этот «соловей» нужен.

      Слава в ответ смеялся: «Да ты сама как воробушек!».

      «Мне кажется, – заключает Лундстрем, – что именно в Польше Алла почувствовала, что ей надо работать самостоятельно. Я отнюдь не порицаю ее за то, что она ушла из оркестра: все-таки у нас чисто джазовая специфика, а Пугачёва – эстрадная артистка и время показало, что Алла была права».

      Миколас долго всех уговаривал, чтобы жену устроили работать в Московскую областную филармонию.

      «Да лучше