На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях. Геннадий Мещеряков

ведь, друг мой, и артистом был, играл в детском спектакле «Золотой ключик». Пришел в школу, детвора как закричит: Карабас Барабас, Карабас Барабас, – и все, стал артистом.

      А однажды спасла меня бородушка, – Дмитрий Порфирьевич ласково ее погладил, – не выворачивал бы сейчас наизнанку душу. Давно это было. Вез я из Москвы пуда два семян люцерны для размножения – подарили селекционеры из Канады: опытные образцы с невиданными в нашей засушливой зоне урожаями. В парашютной сумке вез. Шел в совхоз от автобусной остановки через навесной мост – старый, настил сгнил и часть досок выпала. Провалился я, повиснув на тросе над Узенем. Сумка – на плече, тянет вниз. Вскарабкаться на мост никак не мог, только силы потратил. О себе не думал, хотя вода весной в Узене ледяная, только о семенах. Как их спасти? Пальцы начали ослабевать, сбросить бы сумку с плеча – и нет вопросов. Только зачем же было огород городить. И вспомнил я прапрадеда, его призовую свинью. Изловчился, перекрутил несколько раз вокруг троса бороду, зажал ее рукой – и стало легче.

      А тут и люди подошли. Молодые ржали, как кони, видя агронома висящего над речкой на бороде, постарше – лодку подогнали под ноги. В предания теперь попаду, как пить дать, черт побери. Борода – моя судьба, каких только приключений с ней не было?! Мы в совхозе всегда получали высокий урожай. На выставку достижений народного хозяйства меня не брали. «Если его только показывать, – подсмеивались чиновники, – пусть побреется». Не брали и в область на совещания. И лишь когда в совхозе получили по триста пудов зерна с гектара, не отвертелись, пригласили на актив.

      Сел я на последнем ряду, но заметили, подошли двое, взяли за руки и – в парикмахерскую. Говорят: подстригись – и срочно в зал, а сами ушли.

      Подстригли меня, стал вылитый Карл Маркс. Может быть, ностальгия у мастера была по старым временам, ходили слухи, успела она поработать секретарем райкома партии по идеологии, и образ великого бородача всегда стоял перед ее глазами. Вот и слепила копию.

      Сел снова в уголке на заднем ряду зала. Увидел меня докладчик, подзывает помощника:

      – Это кто там на заднем ряду? Не могу сосредоточиться, робею, больно на Карла Маркса смахивает, а мы тут такое на уши вешаем…

      Выгнали меня с совещания областного актива. Да, дружище, с Марксом меня часто путали, даже падали в обморок. Зашел в общественную приемную нашей партии, объясняю, что я с вопросом о земле. В программе у вас что записано: «земля должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает», а сейчас снова хозяева и батраки появились. Заведующая – в обморок, присутствующие мужики стали обливать ее водой, делать искусственное дыхание, сжимая груди.

      Рядом находилась приемная КПРФ, и туда я зашел, а что мне терять кроме собственных цепей. Там все вытянулись в стойку, всхлипнули: «наконец-то» и запели «Марсельезу» Почему не «Интернационал»? Все время поют или причитают, блажные, прости, Господи, мою душу грешную.

      Сказать