Черные вороны 7. Обрыв. Ульяна Павловна Соболева

безумно вкусно пахнешь.

      А она вдруг обернулась и посмотрела мне в глаза.

      – Максим… только ответь честно. Эта женщина. Вчера… ты и она?

      – Тссс, – приложил палец к ее губам, – другие женщины давно вымерли. Ты не знала?

      – Лжец.

      – Нет. Зачем мне лгать? Для меня они вымерли, малыш. Все до единой. Кроме тебя.

      Жадно поцеловал ее в губы и с неохотой разжал руки.

      – Поехали?

      Кивнула и вдруг попросила меня подождать. Убежала куда-то и вернулась через минуту.

      Уже в машине, когда взял ее за руку, нащупал обручальное кольцо и стиснул ее пальчики. Маленькая строптивая ведьмочка признала себя моей. Я триумфально посмотрел ей в глаза, и она, прикусив губу (черт, мы вернемся, и замучаю этот рот, затерзаю его самыми грязными способами) опустила ресницы.

      – Я думал, ты никогда его не наденешь.

      – Я тоже так думала.

      «– Зверь, брачная ночь обычно бывает после венчания, а не до! Мы заждались! – крикнул кто-то из них, а у меня щеки вспыхнули.

      Она сильно сжала мою руку, и я видел, как на ее глазах выступили слезы.

      От счастья я сам не мог выдавить ни звука. Даша то улыбалась, то с трудом сдерживала дрожь и я видел как она нервничает, как светится изнутри.

      Перед тем, как я надел ей на палец кольцо, она задала мне один единственный вопрос:

      – Мой? Правда мой?

      – Весь… маленькая. Больше, чем свой.

      – Я люблю тебя…– вырвалось у нее, и почему-то над головами зазвенел колокол, пугая голубей, которые с шелестом вспорхнули с окон.

      – Этого мало… Дыши мной, – шепнул ей на ухо».

      Глава 2. Макс

      Ты только никого не подпускай к себе близко. А подпустишь – захочешь удержать. А удержать ничего нельзя…

      (с) Эрих Мария Ремарк

      Я остановил машину у дома Фаины, где сейчас находилась Тая с няней. Посмотрел еще раз на Дашу. Бледная, слегка напуганная и встревоженная, но полна решимости. Моя девочка, да, сложнее всего встречаться с собственной совестью, особенно, если она не чиста по отношению к кому-то… а если этот кто-то твой собственный маленький ребенок, то нет ничего ужасней, чем ощутить щемящее бессилие перед невинной и всепоглощающей любовью к себе.

      Я взял ее за руку и посмотрел в голубые глаза, слегка подернутые дымкой.

      – Все будет хорошо. Она, конечно, тот еще чертенок, но не настолько все ужасно.

      – Я боюсь… боюсь, что…

      У нее в глазах блеснули слезы.

      – Что не простит тебе твоего отсутствия?

      Даша кивнула, и я усмехнулся от того же самого щемящего чувства внутри.

      – Простит. Я же простил.

      Она вдруг потянулась ко мне, и сама прижалась губами к моим губам, и я схватил ее дрогнувшей рукой за затылок, лаская ее рот своим, успокаивая ее поцелуем и наслаждаясь до умопомрачения тем, что уже не надеялся никогда от нее получить.

      – Идем? – лаская нежную атласную щеку большим пальцем. Кивнула, и я вышел из машины.

      Мы поднялись вместе наверх, и когда нам открыла дверь