Нестор-летописец. Наталья Иртенина

Мало меду выставляет. А вином грецким да пивом разве сыт и весел будешь?

      – Да-а… – задумался Даньша. – А чего так?

      – Стареет князь.

      – Слышно, отроки его по селам лишнее дерут, напрасные виры придумывают, смердов злят.

      – Кто ж за ними уследит. Балуют…

      Об стену поруба что-то хряснуло. Пустую корчагу загубил, догадался Даньша.

      – Ты-то как, брат крестовый? – спросил Душило между затяжными глотками.

      – В Корсунь скоро пойду, лодейный обоз с товаром поведу.

      – И как оно – в купцах? – громко рыгнув, осведомился Душило.

      – Да как… Своя сноровка нужна. А без нее – не то что без руки останешься. Ноги оторвут.

      – А может, и мне в торговые люди податься?.. – загрустил Душило. – Ходить с обозами. Тоже ведь – не веретеном трясти. Меч при себе, гирьки на поясе. Кошель на брюхе.

      – Ты чего это? – всполошился Даньша. – А князь? Изяслав Ярославич наш?

      – А князь сам по себе… Нужен я ему будто.

      В порубе снова хлопнуло, осыпалось. Вторая корчага.

      – Да! Ты ж помирать хотел? – вспомнил Даньша.

      – Перехотел, – мрачно сказал Душило.

      И стал буянить.

      Стены поруба затряслись от крепких ударов. Бухало мерно, с расстановкой. Даньша спиной, прислоненной к срубу, чувствовал, как стонут в крепах бревна темницы.

      Э-эх, по-над реченькой, да над широ-ко-ю-у…

      Э-эх, спят-лежат вои хоро-бры-е…

      Э-эх, да сном да крепеньким…

      Непробу-удным…

      Петь Душилу было тяжело, из груди рвалась надрывная горечь. Даньша поднял лицо к синему небу. Ему тоже захотелось меду, и чтоб песельники рвали струны гуслей, а скоморохи дудели в сопели и ходили вверх ногами, и стол был полон яств, и девки красные пригубляли заморское вино.

      – Ну вот, опять. – К порубу подошел кметь, топыря губу. – Не надо было меду давать. Заклинался же не давать.

      – Чем это он? Не покалечится сам-то? – спросил Даньша.

      – А сапогами. Ежели поруб не обрушит, так и нечем там калечиться… Ни у кого таких сапог нет, – добавил отрок.

      Э-эх, воронье да послета-алось…

      – Не умеет пить. – Кметь осуждающе тряхнул чубом. – А еще из лучших мужей.

      – Ты бы, молодо-зелено, – нахмурился Даньша, – помолчал бы. – И опять поглядел в небо. – Душа веселья просит.

      Э-эх, да в сырой земле лежать-почива-ать… —

      тянули теперь уже вдвоем.

      3

      Новгородский епископ Стефан был недоволен. Князь киевский не слушал советов. Сам митрополит не мог его переупрямить, от епископа же Изяслав отмахивался, как от мухи. Чем я, говорит, хуже батюшки, великого кагана Ярослава, который со всеми странами Заката породнился через свое многочадие. Сына меньшого, Всеволода Переяславского, не абы на ком женил – на принцессе византийской, Мономаховне. Я же, говорит, всего лишь польскому князю двоюродным братцем прихожусь, а через жену – дядей. Это, считай, почти ничего, с ляхами у нас разговор особый. Могу хотя бы дочь в приличное королевство замуж отдать? Сколько