Сумеречные лучи. Альберт Скворцов

кто понимал меня в институте, я даже писала ему письма, какое-то время. Ой, наверно, не нужно было рассказывать, я все-таки учительница.

      – Бросьте, мы же почти ровесницы, – махнула рукой девушка, – о чем вы писали?

      – Да так, всякие глупости… – вздохнула Елена Николаевна, – писала о своей жизни, о том, что думаю о профессии. Делилась впечатлениями от нобелевской премии по литературе, даже… даже цитировала «Евгения Онегина», представляете, как глупо?

      – Вовсе нет, – покачала головой Олеся, – Он что-нибудь отвечал вам?

      – Нет, – женщина задумчиво перебирала складки на своей невзрачной кофте.

      – Честно говоря, один раз он ответил. Попросил больше не писать. Такая вот незанимательная история с невеселым финалом.

      – Мне понравилось, – пожала плечами журналистка, – Костя любил ваши истории?

      Стрелки часов методично отстукивали секунды, эхом разлетаясь в голове Елены Николаевны, и она рассеянно посмотрела на крыши высоток, маячивших за окном.

      – Вы знаете, я всю жизнь считала, что занимаюсь богоугодным делом – вкладываю в головы детей знания об орфоэпии и романтизме, рассказываю важные вещи. Костя Воронов был одним из немногих, кому действительно было это нужно. Мои истории, как вы сказали. Ему все это было небезразлично: что думают эти люди в «Грозе», что чувствуют герои «Гранатового браслета». В нем было что-то такое, от героев этих книг…что-то благородное и возвышенное, чего нет у его сверстников. И я спрашиваю себя, как такой мальчик мог так поступить, и могла ли я заметить…

      Олеся молча протянула ей бумажный платок и отвела взгляд от ее покрасневших глаз.

      – Знаете, как бывает, когда ребенка недолюбливают – часто не стесняются и при учителе его задеть, – продолжила Елена Николаевна дрожащим голосом, – но такого с Костей я никогда не замечала – он был спокойным мальчиком, ни с кем не конфликтовал, не дрался. Но и друзей у него было немного, кажется, он хорошо общался с мальчиком из параллельного класса, никак не вспомню фамилии…

      – Вы можете вспомнить ее, Елена Николаевна? – нахмурилась Олеся, – я бы хотела поговорить с ним, если это возможно.

      Часы напряженно тикали, и учительница почувствовала, что ей не хватает свежего воздуха. Голова потяжелела, и Елена Николаевна рассеянно посмотрела на свои сухие руки.

      – Я не могу… – прошептала она, – видит Бог, я не могу.

      – Давайте, я оставлю вам свой номер, – откуда-то издалека предложила Олеся, – если вы вспомните фамилию его друга или узнаете еще что-нибудь, то позвоните мне, хорошо? Вы можете мне очень помочь в этом деле.

      Елена Николаевна послушно закивала головой, не отрывая взгляда от крыш домов и медленно теряя рассудок от несмолкаемого тиканья часовых стрелок.

      9.

      Равнодушное солнце било в глаза Андрея, из-за чего все выглядело неестественно размытым и ярким. Позолоченное кадило, которым размахивал священник, мелькало взад-вперед перед нечеткими лицами собравшихся людей,