Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях. Алина Сергеевна Ефремова

это было не слишком разумным и раз за разом заканчивалось плачевно, от чего его и прозвали Бездарем. Хотя о происхождении прозвища ходили разные истории. Во-первых, оно довольно созвучно с Захаром. Ещё кто-то рассказывал, что в школе его так однажды назвала учительница по математике, с тех пор и прицепилось. Сам он иногда шутил (стоит признать в нём приятное качество – способность к самоиронии), говоря, что «как корабль назовёшь – так он и поплывёт», и была в этом доля правды. У него всё как-то бездарно получалось. Хотел поступать, на экзамен обществоведения пошёл нанюханный, думал, что напишет гениальное эссе, а в итоге получил едва ли удовлетворительный бал. После экзамена рассказывал с гордостью о своём отчаянном трипе: «Время заканчивается, я уже всё написал, что хотел. Смотрю – и, бл***, я на весь разворот пишу, прикиньте? То есть строка на одной странице начинается, а на другой заканчивается! И так вот, прям две страницы – с одной стороны, две – с другой». Вот уж не знаю, что о нём подумали люди, которые это проверяли, но бал был такой же низкий, как и по другим предметам. Именно поэтому Заха пошёл в армию после школы, попал в морскую пехоту, отслужил год и вернулся за пару месяцев до того, как прилетел я.

      Вот всё у него так получалось. Начал рисовать с Ваней – и сразу ввязался в историю с краденой краской, которую они с каким-то чуваком пытались впарить «граффитчикам», но те оказались не просто в курсе кражи, но пострадавший был ещё и их товарищем, да ещё и с батей из ментов, поэтому Заха в итоге получил условку и прилично отхватил от своего здорового, как бык, бати, к которому он с детства испытывал только два чувства: отвращение и страх.

      В этот раз никто уже не слушал его увещевания, что он «только для своих», и все лишь ждали, когда всё вновь скатится к тому, что он будет гонять на Восток за брикетами на релиз всему району. Хоть и считалось, что барыг никто не уважает, мы все помалкивали, так как каждый осознавал прямую выгоду иметь «своего» продавца в компании. И, кажется, именно поэтому ему многое прощалось.

      Мне, если честно, он никогда не нравился, но я не раз ловил себя на неприятной мысли, что братаюсь с ним много больше, чем искренне чувствую на то желание, лишь по одной очевидной причине. Заха частенько забегал ко мне, иногда я брал у него кусок, иногда он накуривал меня парочкой плюх бесплатно, особенно если я выносил с собой какой-нибудь вкусный хавчик, купленный заботливой бабушкой: дорогое швейцарское мороженое или шоколадки с колой – самое то после гашиша.

      Я прекрасно видел, что он часто был неправ, перегибал палку, хамил и срывался на откровенные оскорбления. В такие моменты он был мне особенно неприятен, даже если я не был его жертвой, но, как и все, я закрывал на это глаза и помалкивал, где-то внутри себя отыскивая оправдания своему двуличию. Но как бы не старался, не мог заглушить скрипучий голос совести, свистевшей мне в ухо: «Лицемер ты, брат, лицеме-е-е-ер!»

      Как-то оставался у него последний, довольно большой кусок, который он решил продать нашим пацанам