Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной. Евгений Бажанов

воспитанной на российско-западном изобразительном искусстве. Формы и виды цветов – пионов, хризантем, лотосов, их сочетания, даже количество от одного до тысяч цветов завораживали своей красотой и экзотичностью. Загадочно выглядели пейзажи, украшавшие китайские изделия. Они отличались от привычных и расцветкой, и тематикой, и стилем.

      Поражали и жанровые сценки с людьми, а чаще с фольклорными образами: красивая одежда, изящные жесты, выражение лиц, мастерски зафиксированные кистью художника с помощью небольшого количества штрихов.

      Сервизы, вазы, кое-какие статуэтки, пиалки, чайные кружки с крышками стали очень модными среди москвичей и превратились в непременный атрибут любой кухни. Хозяйственные магазины были украшены в те годы, как букетами цветов, массой самых разнообразных термосов любых размеров и расцветок. В московских универмагах часто продавались великолепные китайские пуховые одеяла и подушки, а магазины тканей изобиловали роскошными китайскими шелками разных видов.

      Кое-что из перечисленных вещей было и у нас дома: одеяла, подушки, термос, чайные кружки. Но главное, что постоянно притягивало мой взор, будило интерес к стране происхождения, – это были фарфоровая статуэтка, изображающая очень доброго старичка с пчелой и посохом в руках (потом я узнала, что это был бог долголетия – Шоу-син), картина с изображением тигра, не нарисованная, а вышитая гладью, набор рюмочек из слоновой кости с очень изящной живописью и иероглифами на стенках. Все это были подарки от папиного друга, который несколько лет проработал в Китае.

      4. В школьные годы наш класс (школа № 711 г. Москвы) вел переписку со сверстниками за рубежом. Мне достался в качестве партнера китайский школьник. Переписка продолжалась около года, и в каждое письмо китайский друг включал фразу: «Жду ответа, как соловей лета». Таково было мое второе прикосновение к Китаю. Тогда я не знала, что эти письма были некими предвестниками дальнейшей моей судьбы, что они сыграют свою роль в ней.

      Далее помню, как уехала с родителями на год в Китай (г. Урумчи) моя подруга, одноклассница Наташа Рахимова. Но почему-то по ее возвращении особенных, запоминающихся разговоров о Китае не было. В школе единственное, что мы слышали, это о ссоре СССР и КНР и их напряженных отношениях. Никто уже не произносил фразу: «Русский с китайцем – братья навек!».

      5. Институт (1964–1969 годы). Я оказываюсь в китайско-корейской академической группе, так что информация о Китае доходила до меня от одногруппников-китаистов. Всецело поглощенная изучением корейского языка, экономики и немножко истории Кореи, я по большому счету, кроме самых веховых событий, ничего не знала о Китае, за исключением информации в контексте КНДР – Китай. А к веховым событиям можно отнести начавшуюся в 1966 году «культурную революцию» в КНР, дошедший до полного абсурда культ Мао Цзэдуна и вконец обострившиеся советско-китайские отношения.

      6. Китай по-настоящему вошел в мою жизнь в 1968 году, когда я вышла замуж за Женю Бажанова, моего одногруппника-китаиста.