Тереза Батиста, уставшая воевать. Жоржи Амаду

только, Тереза, подумайте, господа присяжные заседатели!

      – Что же?

      – Что она ему должна восемьдесят тысяч вместо восьми.

      – Но почему же?

      – Да потому, что документ составлял он сам и написал сумму не словом, а цифрами. Но как только Жоана вышла, он подставил еще один ноль той же ручкой, теми же чернилами и почти в тот же час. Ну, скажите, ну, скажите вы мне, где бедной старухе взять восемьдесят тысяч крузейро? Где, господа судьи? Либорио требует от правосудия, чтобы усадьба Жоаны пошла с молотка, нет сомнения, что именно он купит ее за четыре винтена.

      Ну, Тереза уже подумала, что станется с этой женщиной, которая проработала всю свою жизнь на этой земле и вдруг будет выброшена с нее и пойдет по миру с протянутой рукой? Да? Я буду биться, буду кричать, взывать к справедливости, что еще? Если бы суд был народным, все было бы по-другому. Но здесь судья гражданский, и хотя он хороший человек и хорошо знает, кто такой Либорио, и уверен, что тот подделал документ, что он может сделать, чтобы вдова выиграла? Начать процесс по поводу подделки документа? Но как, как это сделать, когда на бумаге стоят подписи свидетелей, да и никто не может доказать, что ноль был подставлен позже!

      Он перевел дух, от возмущения лицо его раскраснелось, он даже похорошел.

      – Все знают, что это еще одна подлость Либорио, но ничего поделать не могут, он завладеет землей Мануэла Франса, черная Жоана будет жить, прося подаяния, а ее презренный сын – вот уж сукин сын, никак иначе не назовешь, – пустит-таки себе пулю в грудь, что же ему останется делать.

      Воцарилось молчание, точно уже кто-то умер, никто не произносил ни слова. Тереза смотрела куда-то в пространство, но она не думала сейчас ни о Жануарио Жеребе, или Жану, как его называл тот, кто любит, ни о песчаном пляже. Она думала о Жоане дас Фольяс, доне Жоане Франса, которая, согнувшись в три погибели, трудилась на своей земле вначале вместе со своим мужем-португальцем, потом одна, сажая, собирая урожай своими собственными руками, и о ее сыне, что в Рио, где он прокутил деньги и стал их требовать с матери, угрожая застрелиться. Если у Жоаны отберут землю и Либорио выиграет процесс, что она будет делать, чем будет жить, на что питаться, на чем экономить, чтобы посылать деньги сыну?

      Старая Адриана собирает пустые тарелки и идет на кухню.

      – А скажи мне, Лулу… – возвращается к разговору Тереза.

      – Что?

      – Если бы дона Жоана умела читать и ставить свое имя, был бы такой документ действителен?

      – Если бы она умела читать и подписываться, ну и что? Но она же не умеет, и все тут; она никогда не ходила в школу, и ее родители тоже, они были неграмотными.

      – Но если бы умела, действителен ли был такой документ?

      – Естественно, если бы она умела подписываться, документ был бы поддельным. К несчастью, она не умеет.

      – Ты уверен? Думаешь, что он не может быть признан поддельным? Почему ты так думаешь? Ведь прежде всего дона Жоана должна