Тремор покоя. Ксения Кизенкова

чем ты не доволен? Ну, хотят девушки продемонстрировать свою красоту, ходят в тонких блузках и коротких юбках, что здесь такого? Вот если бы ты так оделся, это действительно выглядело бы неуместно. А так – стройные молодые девушки…

      – Заславский, ты ужасный человек. И то, как ты относишься к женщинам…

      – Виткин, я понимаю, что отсутствие собственной личной жизни не даёт тебе спокойно смотреть на то, как кто-то рядом доволен своими отношениями. Но держи эту зависть при себе, пожалуйста.

      – Это не зависть, Заславский, это гуманизм.

      – Антоша прав. Жалко девушек. Ты бы им сказал, что ноги можно демонстрировать, не рискуя заработать пиелонефрит. Они и в полноценной одежде останутся красавицами. Прояви заботу, Антош.

      – Хорошо, милая. Сделаю, что смогу.

      – Вот интересно, почему, когда это говорю я, то «держи свою зависть при себе», а когда Ксюша – «хорошо, милая»?

      – Потому что, Виткин, если я отвечу тебе «хорошо, милая», мне уже никогда не придётся покупать никаким девушкам одежду.

      – Ты невыносим, Заславский. И юмор твой отвратителен. А ты, Ксюша, ему потакаешь, от чего он ещё сильнее резвится.

      – Извини, Антош. Я больше не буду.

      – Издеваешься, да? Ну, конечно. Я лёгкая мишень. Кстати, Заславский, а где твоя пара?

      – Она больше не моя пара, поэтому не знаю.

      – Уже? Быстро.

      – Ты же знаешь, Ксюш, у меня проблемы с привязанностями.

      – У тебя, Заславский, проблемы с личной ответственностью.

      – Ой, не начинай опять, Виткин. У меня от твоего занудства зубы сводит.

      – У тебя сводит зубы, потому что ты -20 ходишь без шапки и наверняка застудил нерв. Не вали всё на меня, Заславский.

      – А ты до +10 кальсоны носишь, да, Виткин?

      – Заславский, как же ты мне надоел. Ты можешь хотя бы в публичном месте вести себя прилично? На сцене выступает старейший член совета директоров. Я хочу его послушать.

      – Виткин, ты этого члена совета директоров сто раз слушал. Он выступает на каждом мероприятии. Ему 95 лет, у него искусственное бедро, эмфизема лёгких и, по-моему, прогрессирующая деменция. Во всяком случае, историю про то, как он пришёл в компанию шестнадцатилетним парнем и проделал путь от почтового курьера до владельца акций, я знаю наизусть. Единственное, чем его речи отличаются друг от друга, это количество кислорода, которым он подпитывается из переносного баллона перед тем, как начать новое предложение, – с каждым разом его всё больше.

      – Заславский, ты бы лучше с таким вниманием следил не за количеством его кислорода, а за количеством своего цинизма. Тебе и к маске прикладываться необязательно – твой организм вырабатывает его без посторонней помощи в огромных объёмах.

      – Ну, я, в общем, никогда не претендовал на моральный ориентир, но, Виткин, ты же сам видишь – он уже пять минут пытается начать речь, но пока дальше слов «Я бы хотел…» не продвинулся. Есть вероятность, что мы так и не узнаем его желаний. А мне вот, кстати, интересно, чего бы он сейчас хотел на самом деле?

      – Эвтаназии.

      – Блин, Ксюх…

      – Господи, Ксюш, ну с этим-то всё понятно,