Смерть этажом ниже. Кир Булычев

принялся объяснять людям, которым и во сне не приснятся Фолклендские острова, как они были аннексированы Великобританией.

      Зал шуршал, шептался и надеялся, что другого активиста не найдется. Но нашелся. Правда, в несколько ином облике.

      Когда человек с планками начал прокашливаться, подготавливая новый вопрос, резко вскочила женщина, из породы крикливых, простоволосых любительниц правды-матки.

      – Вы нам вместо Аргентины скажите, – выкрикнула она, – как в Москве обстановка с водой? Долго еще будем детей травить?

      Зал сочувственно зашумел. Шубин не знал, что ответить, но ответил Николайчик.

      – Я просил, – грозно сказал он, – задавать вопросы по сути дела, а не отвлекаться. И если вопросов по сути нет, то Юрий Сергеевич закончил лекцию.

      В зале сразу стали вставать, потянулись к дверям, загалдели, и ни один человек не взглянул более на сцену. Николайчик был огорчен.

      – Не ожидал такого выпада в этих стенах. Но вы не расстраивайтесь. Вечером будет совсем иначе, люди за свои деньги придут.

      – Я не сомневаюсь, – сказал Шубин.

      Шубин попал в поток женщин, они расступались, одна сказала спасибо, что приехали. Чья-то рука дотронулась до его пальцев – Шубин почувствовал, что ему передают сложенный лист бумаги. Хотел положить его в карман, но Николайчик замети и спросил:

      – Что это вам дали?

      – Записку, – сказал Шубин.

      – Можете отдать ее мне, – сказал Николайчик. – Вам она не нужна.

      – Не беспокойтесь, – сказал Шубин. – Я собираю записки.

      До вечерней лекции в ДК «Текстильщик» оставалось еще часа три. «Москвича» не было. Шубин сказал, что дойдет до гостиницы сам. Николайчик обрадовался – сказал, что жена ждет обедать, а его язве нужна диета. И они попрощались.

      Возвратясь в гостиницу, Шубин попросил у горничной чаю, достал купленную утром булку и устроил себе скромный диетический обед. Потом вспомнил о записке и достал ее из кармана.

      Там было написано:

      «Как можно рассуждать о Мальвинских островах, когда у нас в городу такое тяжелое положение, но обратиться совершенно некуда. Скажите, чтобы к нам прислали корреспондента. Городу буквально угрожает опасность, она исходит от деятельности химзавода и биокомбината. В один прекрасный день они устроят у нас эпидемию, а пока они медленно убивают наших детей, но никто не обращает внимания».

      Подписи не было.

      Шубин оставил записку на столе. Городов, где плохой воздух и вонючая вода, немало. Все на свете относительно: ему, Шубину, хочется снова пожить в Швейцарии, а этим людям Москва кажется недосягаемым раем.

      Он подошел к окну. Темнело. По небу, озаренному розовым зимним закатом, тянулись горизонтальные полосы неестественного анилинового цвета.

      В комнате было душно, Шубин, забыв о городских ароматах, приоткрыл окно. Потом захлопнул его.

      Шубин решил вздремнуть.

      Проснулся он от того, что в комнате стояла Эля.

      – Что? –