Бальмонт и Япония. Елена Дьяконова

латинском[9]. Прикасался к египетскому, еврейскому, китайскому, японскому, к языкам Мексики, но, к сожалению, слишком поверхностно. Занимался еще грузинским и кое-как раз бираюсь в греческом. Лепетал, в путях, по-самоански и по-малайски. Все это богатство манит, но тяготы жизни мешают мне изучить столько, сколько хочу. Мне бы очень хотелось изучить арабский и египетский по-настоящему. Также китайский и японский. Верно, это будет в новом воплощении.[10]

      «Экзотические» страны (Мексика, Египет, Океания, Индия и др.) влекли к себе Бальмонта в 1905–1917 годах гораздо сильнее, чем Западная или Восточная Европа. В те годы у Бальмонта обостряется неприятие современной «рассудочной» цивилизации западноевропейского образца и рожденного ею «аналитического» человека, лишенного, как казалось поэту, цельного, «органического» ощущения жизни. «Странные люди – европейские люди. <…> Им все нужно доказывать. Я никогда не ищу доказательств», – заявлял поэт в статье «Малые зерна»[11]. В поисках «интересного» человека, отличного от «делового» европейца, Бальмонт тянулся к «примитивным» народам, еще сохранившим, по его словам, свежесть мироощущения, «невинность» и «чистоту». В далеких странах он пытался найти идеал «живого» и «естественного» человека.

      Бальмонт путешествовал много и подолгу. Свою первую – краткую – заграничную поездку он совершил в июне 1892 года (Скандинавия). К началу 1900-х годов он объехал почти всю Западную Европу; его основным местопребыванием вне России уже в ту пору становится Париж. «Бо́льшую часть нашей жизни с Бальмонтом мы прожили за границей, в Париже, оттуда ездили в Англию (Оксфорд), Бельгию, Голландию, Италию и Испанию, любимую страну Бальмонта», – вспоминала Е. А. Андреева-Бальмонт[12].

      Знакомство поэта с Испанией, которую он впервые посетил в конце 1896 года, действительно стало для поэта незабываемым переживанием и сильнейшим творческим импульсом. Испанцы, по его мнению, были «не похожи на других европейцев», кроме того, он очень любил испанский язык – «самый певучий и красочный из всех европейских языков»[13]. Бальмонт не раз писал об испанском национальном характере, о крупнейших испанских художниках и поэтах (Гойя, Кальдерон), переводил Лопе де Вегу, Тирсо де Молину и других испанских классиков. В 1900 году он опубликовал свои переводы испанских народных песен[14]. Увлечение Испанией отразилось и в стихотворных сборниках Бальмонта – «Тишина» (1898) и «Горящие здания» (1900).

      Наряду с испанской поэзией в девяностые годы Бальмонт высоко ставил английскую (он впервые побывал в Англии весной—летом 1897 года, когда читал в Оксфорде лекции по русской литературе). Особенно Бальмонт любил Шелли, с творчеством которого он знакомил русских читателей на протяжении 1890-х годов, переводил также Блейка, Байрона, Теннисона; ценил Уайльда, которому посвятил и несколько статей. «Из всех европейских поэзий за последние триста лет лишь поэзия испанская и английская суть несомненные достоверности», – утверждал Бальмонт[15].

      Март

9

Отметим, что названия языков и национальностей (т. е. славянин, француз, китаец и т. п.), а также названия месяцев года (январь, август) Бальмонт, продолжая традицию XIX в., писал с заглавной буквы и даже считал такое написание принципиально важным. В одном из писем (июнь 1916) Бальмонт просит Е. К. Цветковскую зайти в редакцию газеты «Биржевые ведомости» и передать его просьбу – «слова Солнце, Луна, Море и наименование народностей, Японец, Русский и пр. писать, т. е. печатать, в моих вещах, с большой буквы, вообще точно соблюдать мою орфографию» (ОР РГБ, ф. 374, карт. 4, ед. хр. 15, л. 19).

Сохраняя прописную букву в словах «Солнце», «Море» и в других аналогичных случаях, мы тем не менее при цитировании Бальмонта придерживаемся далее – в названиях языков и народностей – норм современного правописания.

10

Письмо Бальмонта к Шошане Авивит (покинувшей Россию артистке Московского еврейского театра) от 3 августа 1924 г. (ОР РГБ, ф. 374, карт. 15, ед. хр. 45, л. 9).

Ср. данный отрывок с воспоминаниями Е. А. Андреевой-Бальмонт: «Бальмонт всю жизнь изучал какой-нибудь новый язык. Хорошо он знал французский, немецкий, греческий, латинский, итальянский, испанский, польский, литовский, чешский, норвежский, датский, шведский. Похуже: грузинский, немного японский, санскрит» (Воспоминания. С. 348).

Ср. также с письмом Бальмонта к жившему тогда в Харбине В. В. Обольянинову (от 27 января 1937 г.): «Языков иностранных я знаю много, 13–14. Изучал более, чем это число, все европейские, некоторые восточные и океанийские. Но думаю, что действительно хорошо я знаю только русский язык…» (Письма К. Д. Бальмонта к В. Обольянинову / Вступ. ст. и публ. П. Куприяновского и Н. Молчановой // Вопросы литературы. 1997. Май – июнь. С. 332). То же в кн.: Куприяновский П. В., Молчанова Н. А. К. Д. Бальмонт и его литературное окружение. Воронеж: ФГУП ИПФ «Воронеж», 2004. С. 179).

11

Бальмонт К. Морское свечение. СПб.; М.: Изд. т-ва М. О. Вольф, [1910]. С. 15.

12

Воспоминания. С. 343.

13

Бальмонт К. Испанец – песня // Русская мысль. 1908. № 12. II отд. С. 132.

14

См.: Жизнь. 1900. № 5. С. 245–250.

15

Бальмонт К. Морское свечение. С. 17.