Головокружение. Дамир Гильманов

как хочешь, тебе виднее, – промолвила она с досадой, подоткнула под себя одеяло и, покачав головой, глубоко вздохнула. В ее словах и позе притаилась угрожающая неопределенность.

      С некоторым сожалением я отметил про себя, что мне так и не удалось поговорить с ней и поделиться своей тревогой, рассказать, как вчера заблудился в метро, – контакт был утрачен, желание пропало, тем более что мой рассказ произвел бы на нее удручающее впечатление.

      Двенадцать праздничных дней мы старательно избегали друг друга. Она на весь день уходила на работу, возвращалась только поздно вечером, а я безуспешно пытался сосредоточиться на проекте, непрестанно думая о Майе, вернувшейся ко мне из забвения. По утрам, еще не вставая с постели, уязвленный ее упрямством, с обидой и с возрастающим нетерпением я наблюдал, как в обращенном в сторону коридора боковом зеркале трюмо мелькает отражение Майи. Одевшись, она бросала взгляд в проем распахнутой двери комнаты, откуда я наблюдал за ней, и на мгновение останавливалась, будто хотела услышать что-то от меня или, может быть, даже чувствовала, что я уже не сплю и смотрю на нее, прикрыв веки, с таким же встречным ожиданием и непомерным упрямством. Я замирал в ту секунду с подавленным желанием заговорить первым, и она молча уходила, чтобы, вернувшись вечером, безмолвной тенью скользить по комнатам, нагнетая напряженную тишину.

      Утром девятого дня необъявленной войны Майя шагнула к открытой двери, замерла на мгновение и позвала меня тихим голосом:

      – Герман…

      – …

      – Герман, ты спишь? – переспросила она кротким голосом.

      Не дождавшись ответа, тихо отошла от двери, выключила свет и покинула квартиру.

      Проснувшись на следующее утро от шума в коридоре, хотел придумать, что бы такое сказать, чтобы привлечь ее внимание, но все казалось вымученным. Она вошла в мою комнату, остановилась перед зеркалами и стала прихорашиваться.

      – Ты меня разбудила, – пытался я завязать разговор.

      Она замерла перед зеркалом с расческой в руке, раздумывая, как отреагировать на замечание, и, не приняв никакого решения, продолжила расчесывать волосы, слегка наклонив голову набок.

      – И что, так и будем молчать? Если ведешь себя как чужая, то и веди себя как с чужим – постучись, прежде чем войти.

      Шмыгнув носом и не говоря ни слова она покинула комнату, тихо прикрыв за собой дверь, но через минуту снова возникла дверном проеме, чтобы выпалить скороговоркой:

      – Я давно для тебя чужая… уже несколько лет… ты не видишь и не слышишь меня…

      12 мая, днем – слежка за женой

      После нервной планерки, на которой директор великодушно поделился с нами недовольством вышестоящего начальства темпами реализации проекта, все пошло наперекосяк. Когда все разошлись по своим кабинетам и лабораториям, я прислушивался к наступившей тишине. Чем занимаются все эти люди, на что они рассчитывают? Никто не спасется, кроме избранных. В конце длинного коридора послышался стук каблуков женщины. Быстрым шагом я направился в ту сторону,