Японская кукушка, или Семь богов счастья. Татьяна Герден

только нога, но и сердце – тупой, давящей болью, что долго не отпускает. Я хотел ему что-то сказать – чтоб он перестал. Но вместо этого подошёл к нему поближе и, бросив трость, обнял за трясущиеся плечи и уткнулся в остро пахнущую табаком шею.

      «Не надо, Пётр Петрович, – думал я, – не надрывай мне сердце». А сам почувствовал, что и по моим щекам тоже потекли горячие слёзы.

      – Осиротели мы с тобой, Акимка, – едва сдерживая рыдания, прошептал через некоторое время Лесовой, – осиротели… Вот тебе, бабушка, и капустная голова…

      27

      Теруко аккуратно выкопала корешок Гайкоку-джина с большим клубнем земли, чтобы он не высох, и бережно сложила его в пакет из вощёной бумаги.

      – Каждая часть твоего цветка будет мною сохранена, – говорила она корешку и одновременно пыталась успокоить северный ветер, который хоть и извинялся за причинённый её саду ущерб, всё же продолжал рвать чудом оставшиеся листья на двух клёнах и бешено ударяться об окна и двери её дома.

      – Ни к чему так бесноваться, – уговаривала ветер Теруко, – мы все – я и мои растения – понимаем, что ты очень силён и холоден как снег. Но тебе лучше умчаться в поле, чтобы спеть свою рьяную песню там. Не то что бы я гнала тебя, но там, среди холмов и равнин, тебе будет просторнее испытывать свою силу, чем у меня в саду.

      Зайдя в дом, Теруко завернула пакет с корнем в промасленную ткань и завязала его узлом. Оставив у узла достаточно большой зазор, чтобы корень мог дышать, она пришпилила булавкой приготовленную заранее пометку с его именем на ткань.

      – Ну что, теперь тебе теплее?

      Ответа не последовало, но Теруко не удивилась.

      – Прости, что продолжаю разговаривать с тобой, как с цветком, – прошептала она. Спящая сущность ками в частях корней или семян не позволяет растениям свободно общаться с кем бы то ни было. Разговоры отнимают кучу энергии, а тебе сейчас её надо беречь до весны. Больше я не буду тебя тревожить, Гайкоку-джин, – сказала Теруко и отнесла его корень в прохладное помещение, где хранила ящики с такими же, как и он, корешками усопших цветов, завёрнутыми в ткань, чтобы их не побил мороз.

      Она вернулась к себе и, никак не решаясь заняться приготовлением завтрака, долго смотрела в окно – в ту часть сада, где ещё так недавно цвёл Гайкоку-джин. Ей совсем не хотелось есть. Как незвано он пришёл к ней и как она злилась на него! И как потом он стал ей дорог… Внезапно по её лицу потекла горячая солёная струйка. Что это? Теруко недоверчиво потрогала лицо.

      – Слёзы? Неужели я плачу? – удивилась она.

      Она забыла, когда плакала в последний раз. Наверное, это было когда её муж, Акира, ушёл в тусклую полоску света над землёй. Это было так давно. Она забыла, что такое слёзы. В её занятой жизни им, слезам, нет места. Слёзы – это уколы слишком привязчивого ума, который оплакивает своё несовершенство. Ну что ж, я слишком привязчива. Мне надо меньше думать о нём – о Гайкоку-джине. И о муже. И сыне. Мы все только часть большого мира, который раскинулся над нами и под нами, и одновременно везде. Колесо жизни крутится, и мы