Непокорное Эхо. Лидия Петровна Будрик

девчонка покорно прошла мимо них, стеснительно опустив свои реснички.

      Григорий залюбовался ее красивой походкой, ее осанкой, ее бесшумной поступью.

      Вера подошла к самовару, потрогала его, сразу взглянула на мать и тихо сказала:

      – Он еще горячий.

      – Угости барина чаем, – вновь попросила Антонина Павловна.

      Она тут же скрылась за занавеской у печки, а сама вслушивалась в слова, что доносились до нее от стола.

      – Григорий Владимирович, – заговорила Карнаухова, наблюдая то за дочерью, то за барином своим умудренным жизнью взглядом, – для того чтобы шить, надо снять мерку. Полотенца можно пошить наугад, но все остальное надо бы замерить.

      – Как скажете, – любезно согласился Громов. – Только вот… сам я не смогу этого сделать. Боюсь напутать что-нибудь. Может, вы сами?

      – Конечно-конечно, – поддержала его слова женщина, – надо точно знать высоту и ширину заказа. Да и с вас снять мерку, чтобы пошить вам халат.

      В это время из-за печки вышла Вера и подала угощения. Она выставила на стол малиновое варенье в глиняном горшочке, порезанный пшеничный хлеб на деревянной тарелке, большими кусками сахар в аккуратной деревянной плошке. Потом ушла обратно и вернулась уже с кружками. Не глядя на Григория, одну поставила перед ним, а вторую перед маменькой, а сама заспешила за самоваром.

      Антонина Павловна сразу смекнула, какими глазами смотрит на ее дочь молодой барин и не на шутку испугалась.

      Вера вынесла баранки, накрутив их на самовар, и со всем этим вернулась к столу. Она сама разлила кипяток по кружкам, добавила туда заварку из трав и чая, пододвинула кружку барину и хотела уйти.

      Но мать тут же ее остановила:

      – Присядь, – сказала она.

      Та покорно опустилась на лавку и молчала, глядя себе на руки.

      – А Вера попьет с нами чаю? – спросил Громов, рассматривая юное и красивое личико девчонки.

      – Я сыта, – ответила она, застенчиво пряча от барина глаза.

      – А я думал: мы посидим, обсудим работу, а заодно и чаю попьем. Ведь за чаем говорится легче.

      – Вы говорите, я слушаю, – тихо отозвалась она.

      – Дочь, – обратилась к ней Антонина Павловна, – надо дойти до барина и принять у него заказ.

      Вера резко приподняла голову, бросила испуганный взгляд на мать, потом на Громова и уже вновь смотрела на матушку. А сама взволнованно мотнула головой и, еле шевеля губами, умоляюще проговорила:

      – Маменька, может, ты сама… А-то вдруг… я что-нибудь напутаю…

      – Пойди прогуляйся. А-то совсем засиделась за работой, – ласково попросила женщина. – Так и зрение испортить можно.

      – Зачем идти, я на дрожках, – отозвался барин. – Домчу туда и обратно.

      – Нет-нет, – совсем смутилась девушка, и яркий румянец накрыл ее щеки, – я сама… – только и могла выговорить она и засмущалась пуще прежнего.

      – Вы пейте чай, – предлагала Антонина Павловна, глядя на дорогого гостя, – а-то совсем остынет.

      Григорий Владимирович