Кокодан. Зигзаги эволюции. Кокодан – 2. На распутном шляхте. Сергей Иосич

площадку, мысленно посыпая свою голову пеплом. Но любовь иногда бывает сильнее страха. Поэтому Вадим трусливо решился на рискованную воздушную прогулку.

      – Ну, камикадзе, собрались? А теперь полетим!, – весело напутствовал пассажиров перед полетом бравый вертолетчик.

      Когда обалдевшие пассажиры заняли свои места, обшарпанный маленький вертолетик, усиленно пританцовывая как полоумная курица, попытался взлететь. К шизоидному удивлению Вадика и членов его охраны, вертолет, после нескольких па, согласно любимой местной песенке о школе танцев Соломона Пляра, взлетел аки голубь. Воздух над горным пейзажем изобиловал воздушными ямами, от которых Лапкину очень скоро стало плохо. Удивленный его зеленым видом, пилот протянул большущий целлофановый пакет, и жестом отвергая благодарность, произнес мудрую фразу:

      – Для лучшего друга и дерьма не жалко.

      Поэзия полета винтокрылой машины закончилась сравнительно мягкой посадкой с завершающим ритуальным исполнением танца священной обезьяны. Широкое ущелье среди лысых гор было забито вертолетами, внедорожниками, бедуинистыми верблюдами гималайской породы, вперемешку с самими бедуинами.

      Вадима торжественно вынесла из вертолета не совсем здоровая охрана, а супервертолетчик, хлопая как цыпленок крыльями, хлопотал вокруг поверженного пассажира с фляжкой теплой водки в одной руке и соленым огурцом – в другой, тщетно изображая верх сочувствия. Прощелыга прекрасно знал, что на такой жаре водку пьют только мужественные аборигены из какого-нибудь племени «Ням-ням» и славного рода «Баобабе». Поэтому этот ритуал был возможен в лимпомпошной Африке, но не в здешних благопристойных местах.

      Вадикино веснушатое лицо, после некоторой травли остатков желудочного содержимого в дареный пакет, постепенно стало приобретать розоватый оттенок. Зелень куда-то ушла, словно сумма со счетов ограбленных им свинодеятелей росгосмасштаба. Отметив улучшение общего состояния здоровья у своего важного пассажира, вертолетчик быстро преобразился из цыпленка в скаредного торговца божественными напитками типа фанты и кока-колы, ящики с которыми он, пыхтя, разгрузил в тени вертолета. Над Лапкиным и его телохранителями грозно сгустились тучи водителей внедорожников и бедуинов-верблюжатников, жаждущих получить свои тридцать серебренников. Он решительно отмел возможность путешествия в район раскопок на постоянно харкающих и мотающихся налево и направо верблюдах, и предпочел внедорожник.

      Шоферюга-араб громко врубил какую-то жалобную восточную музыку, похожую на некие стоны воображаемого акына, и лихо рванул по пыльной дороге навстречу Вадикиному возможному счастью. Через несколько минут машина резко затормозила у ряда палаток разного типа и конфигурации, развернутых в русле давно высохшей речки. В одной из таких палаток Лапкин надеялся встретить свою надутую любовь с характерными татушками. Набрав заветный