Реквием по вернувшимся. Игорь Вереснев

впечатлениями. Двадцать три недели полевых исследований, по одной в каждой точке высадки, в соответствии с инструкцией. Теперь доволен?

      – Ладно, будем считать, что рассказала, – смилостивился Андрей. – Не очень удачная вышла у вас экспедиция.

      – Почему это? Мы же обследовали планетную систему – согласно полетному заданию. И никаких ЧП.

      – Это замечательно, что у вас без происшествий обошлось. Но для приключенческого романа такой сюжет не годится.

      – Ну извини, что мы вернулись живыми и здоровыми! Надо, чтобы половина экипажа там полегла, да?

      – Боже упаси! Но понимаешь, в глазах землян вы – косморазведчики, звездопроходцы, – вы все герои. А герои должны совершать подвиги, работа у них такая.

      – А Круминь говорит: за подвигами только клинические идиоты гоняются.

      – Правильно он говорит. Со своей точки зрения. Он начальник экспедиции, он за людей отвечает, ему эти подвиги – одна головная боль. Но в вашей профессии самая будничная работа в чем-то героическая. Честно говоря, я и пытался это уловить в твоих рассказах. Хоть что-то.

      – Ага, а месяц на экваториальном плато – это тебе не подвиг? Сниться эти базальтовые плиты начали. Едва глаза закрываешь – красно-бурая каменная пустыня до горизонта, и миражи в раскаленном воздухе.

      – Может, и подвиг, но какой-то он очень уж однообразный получился. Высадились, установили регистрирующую аппаратуру, собрали образцы… Рутина!

      – Рутина, значит? Конечно, куда уж нам до вашей, полной интересными приключениями и подвигами писательской жизни!

      Белка отвернулась, надула губы. Обиделась. Андрей прикусил язык – зачем ляпнул? И слово какое противное выскочило, «рутина». Где только выкопал такое?

      Теперь они шли молча, почти в полной тишине. Только изредка хрустнет веточка, попавшая под ногу, да дятел где-то вверху выбивал раскатистую барабанную дробь. Краем глаза Андрей засек движение: рыжая белка разбирала упавшую на землю шишку. Заметила людей, застыла, повернув навстречу удивленную мордочку. И вдруг молнией взлетела по стволу, исчезла в ветвях. Андрей осторожно потеребил ладонь подруги.

      – Ну чего еще? – недовольно буркнула та.

      – Видела, как твоя родственница по деревьям скачет?

      – Ой-ой-ой, остряк доморощенный! Сейчас я твоего родственника найду!

      Она покрутила головой, но никакой живности больше не наблюдалось. Отчаявшись увидеть в густых ветвях хоть что-то, поинтересовалась ехидно:

      – А какая это птичка поет?

      – Дятел.

      – Сам ты дятел! Прислушайся! Слышишь? Соловей?

      – Нет, не похоже… Хотя… Нет, не знаю. Определенно могу сказать, что это не кукушка!

      – Да уж, соловья от кукушки любой отличит. А я думала, ты по голосам птиц определить можешь.

      – С чего бы? Я не орнитолог.

      – Но ты ведь пишешь в своем романе: «Он услышал, как синички в кустах начали о чем-то ожесточенно спорить». А может, там совсем не синички были?

      – Так то в романе!

      – Вот