Свои-чужие. Энн Пэтчетт

крышу и стреляют по крысам, что живут на пальмах, из пневматического ружья. Это не вооруженный грабеж, не убийство, чаще всего – какая-нибудь ерунда, и все шишки валятся на того, кто вызвал полицию. Чаще всего – но не всегда.

      Они промчались по Альварадо к бульвару Олимпик и скользнули в лабиринт боковых улочек. Здесь царила настоящая ночь, так что Фикс выключил сирену, хотя и оставил «люстру», и в мелькавших мимо окнах стали на дюйм-другой раздергиваться шторы – жильцы недоумевали, что стряслось и кто это сдуру вызвал копов в их тихий квартал, где у каждого найдется свой скелет в шкафу, а то и парочка. В окнах дома, куда они направлялись, свет не горел. Когда граждане понимают, что к их дому направляется полиция, граждане обычно дают себе труд подняться и повернуть выключатель. Это, в конце концов, элементарные правила приличия.

      – Кажется, мы с тобой припозднились, – сказал Ломер. – Люди спать легли.

      – Значит, придется разбудить.

      А было ли им страшно? Позже Фикс часто спрашивал себя об этом. В последующие годы он узнал о страхе все, что только можно о нем узнать, хоть по нему было и незаметно – научился прятать чувства. Но пока Фикс работал в паре с Ломером, был уверен: в любую дверь он как войдет, так и выйдет – на своих ногах.

      Тот дом был невелик и с маленьким прямоугольным двориком. И был бы неотличим от других домов на этой улице, если бы не живая изгородь из бугенвиллей, сплошь усыпанная пронзительно-розовыми, как антигистаминные таблетки, цветами.

      – Откуда здесь взялось такое? – удивился Ломер, проведя рукой по листьям.

      Фикс постучал в дверь – сперва костяшками пальцев, потом – фонариком. И в пульсирующем свете синей мигалки заметил, что на деревянной обшивке остаются маленькие вмятины.

      – Откройте, полиция! – крикнул он, хотя это наверняка было уже известно тем, кто сидел внутри.

      – Проверю, что там сзади, – сказал Ломер и, посвистывая, пошел вокруг дома, светя в окна. Фикс остался ждать. В небе над Лос-Анджелесом не было звезд, а если и были, то оставались невидимы – слишком яркое сияние испускал город. Фикс засмотрелся на тонкий молодой месяц и вдруг краем глаза заметил, что в доме загорелся свет. Это Ломер включил фонарь на крыльце и открыл дверь.

      – Задняя была нараспашку, – сказал он.

      – Задняя была нараспашку, – повторил Фикс.

      – Что ты говоришь? – переспросила Франни. Отложив журнал, она укрыла Фикса получше. Как он и обещал, Патси принесла одеяло.

      – Я заснул.

      – Это от бенадрила. Зато потом зуда не будет.

      Он пытался сложить воедино все – эту комнату, этот день, свою дочь, Лос-Анджелес и дом неподалеку от бульвара Олимпик.

      – Задняя дверь была открыта, а парадный вход – заперт. Кто бы тут не призадумался?

      – Папа, о чем ты? Какой дом? Твой – в Санта-Монике?

      Фикс покачал головой:

      – Дом, куда мы приехали в тот вечер, когда застрелили Ломера.

      – А я думала, его застрелили на заправке, – сказала