В горе и радости. Тейлор Дженкинс Рейд

развлекать друг друга старым испытанным способом.

      – Старым испытанным способом?

      – Беседой.

      – Ах да, верно, беседой.

      – Давай начнем с основного. Ты давно живешь в Лос-Анджелесе?

      – Пять лет. Я приехала сюда сразу после колледжа. А ты?

      – Девять. Я приехал сюда, чтобы поступить в колледж. Похоже, мы закончили учиться в один и тот же год. Ты где училась?

      – О, в Итаке. Мои родители учились в Корнелле и заставили меня побывать там на дне открытых дверей. Меня это не слишком впечатлило. Итака показалась мне лучшим вариантом. Сначала я выбрала медицину, но через пару месяцев поняла, что врачом быть не хочу.

      – А почему ты вообще задумалась о медицине? – Мы уже мчались по скоростному шоссе, и можно было расслабиться и не слишком следить за дорожным движением.

      – Мои родители врачи. Мама менеджер по персоналу в больнице моего родного города, а папа работает нейрохирургом там же.

      – Нейрохирургом? Это внушает страх, – добавил Бен.

      – Мой папа внушает страх. И с мамой не так просто. Они не слишком обрадовались, когда я сменила основной предмет специализации в колледже.

      – Так вот какая у тебя семья? Они на тебя давят? Успех во что бы то ни стало?

      – Родители всегда нацелены на достижение максимального результата. Вот только я не такая. Я из тех, кто работает, чтобы жить, а не из тех, кто живет, чтобы работать.

      – Но им это не по вкусу?

      Я пожала плечами:

      – Они верят, что жизнь для работы, а не для радости, не для смеха. Да, честно говоря, и не для любви, если говорить о них. Только работа. Не думаю, что моему отцу в той же степени нравится спасать жизни, в какой нравится быть лучшим в той области медицины, которая все время развивается и меняется. Для них главное – это прогресс. Библиотечное дело спокойное. И я выбрала этот путь. Они ничего не могли поделать. Родители не слишком вовлекались в мою жизнь, понимаешь? Поэтому, когда я сменила специализацию, для всех нас наступил момент… Это был разрыв. Им незачем стало притворяться, что они меня понимают. И мне незачем было делать вид, что я хочу иметь в жизни то же, что и они.

      До этого я никому не говорила о своем настоящем отношении к выбору профессии. Но Бену мне хотелось говорить только правду. Когда я все выложила, повисло неловкое молчание. Я сообразила, что слишком открылась, стала уязвимой. Отвернувшись, я посмотрела в окно. Встречное движение было плотным, но мы летели через город.

      – Как-то это грустно, – подал голос Бен.

      – И да, и нет. Между мной и родителями нет близости. Каждый из нас счастлив по-своему. Думаю, только это и важно.

      Он кивнул:

      – Ты совершенно права. Ты права, и ты умна.

      Я рассмеялась.

      – Как насчет тебя? Кто твои родители?

      Бен шумно выдохнул, но продолжал смотреть на дорогу. Его голос звучал мрачно.

      – Мой отец умер три года назад.

      – Боже мой. Мне жаль…

      – Спасибо. – Бен коротко взглянул на меня и снова сосредоточился на дороге. – Он умер от рака, борьба была долгой, и мы все знали, что конец неминуем. Мы были