Игры двуликих. Алексей Валерьевич Меркушин

у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?

      – Ща! Мигом! – парень выбежал из дверей: вернулся через пять минут с посеревшим лицом – Нету! Унесла, кажись, баба!

      – Что у вас, выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! – Звонарев медленно краснел.

      – Кладут в специальный холодильник, у входа! – рыжий, оправдываясь, чуть не плакал – Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет – я один работаю, а там…

      – Ладно, что не так с рукой было? – Юрков перевел тему – Почему отрезали?

      – Поломана, то ли при падении… – в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.

      – Договаривай!

      – Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом, возле локтя – похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.

      – Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.

      – Сам, наверное, сломал…

      – Это же бред: зачем? – Юрков пожал плечами – Шел и надумал сломать руку?

      – Того не знаю – парень для пущей убедительности выставил ладони – Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…

      – Расстрел надо бы… – Звонарев отвернулся – Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?

      – Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.

      Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.

      – Ты и впрямь хочешь устроить проверку? – Юрков закурил вонючую «Яву».

      – Какой смысл, и так дел полно. Ничего не изменится – потом, когда будет свободнее… Бабу эту надо ловить! Ерема был безумным, местами неприятным, но за это руки не отпиливают. Хотя, я уверен, что на камере ничего нет.

      – Пойдем, узнаем.

      – Ты иди, у этого лося словесное возьми – что вспомнит – а я к охране, вдруг…

      Звонарев оказался прав – все, чем смог помочь дежурный на пульте, была размытая картинка «со спины», а вывод Юркова, что «бабенка и впрямь ничего», следствию ничего не дал.

      Глава 4

      На город медленно падал вечер. Загорались вывески магазинов; стихал нескончаемый рокот автомобилей; пустели тротуары и дорожки – пробежит изредка хмурый, припозднившийся человечек, юркнет в подъезд, и снова никого… Желтели в сумерках окна, за которыми ждал горячий чай, теплый плед и ужасные теле-новости.

      Звонарев скинул надоевшую за день форму, натянул «треники» и устроился на кухне. Перед собой разложил несколько исписанных листков дела: точнее, дела-то никакого не было – предварительный осмотр места происшествия, краткая биографическая справка по жертве… Или не жертве – никаких объективных причин считать смерть Ермолаева убийством не виделось – интуитивные догадки, не более.

      «И странная баба!».

      Капитан поморщился – мозг загадочная штука – ему так хотелось, чтобы Ерема умер своей смертью, что он забыл о загадочной гостье морга.

      Судьба иногда выкидывает странные