Игры двуликих. Алексей Валерьевич Меркушин

Пять месяцев.

      – Почему выписали?

      – Устойчивая ремиссия. Ермолаев справился со стрессом, перестал сторониться бесед, повеселел… В целом, я считаю, мы его вылечили.

      – Это вряд ли… – буркнул Звонарев, дописывая информацию в блокнот – Значит, у вас можно показаться здоровым, и выписаться? Так просто?

      – Нет, разумеется. Невеста дала расписку, что понимает и принимает ответственность за состояние больного…

      – Невеста?

      – Да.

      – Как мне посмотреть расписку? – снова появление таинственной женщины…

      Веретенников снял трубку, набрал номер и отдал распоряжение.

      – А записи с камер наблюдения можно посмотреть?

      – Хотите увидеть ту женщину, невесту? – Звонарев кивнул – К сожалению, тут я вам не помогу: записи хранятся месяц, а Ермолаев выписался полтора назад. Могу описать, если поможет…

      – Попробуйте.

      Врач ненадолго задумался:

      – Среднего роста, брюнетка, по виду около тридцати пяти-сорока. Приятное лицо, но, на мой взгляд, перебор с косметикой…

      – Вы так хорошо ее запомнили?

      Капитану показалось, что Веретенников смутился:

      – Не то, чтобы хорошо… Эффектная, такие запоминаются. Одета дорого, золото на пальцах, с камнями… Вроде все.

      – Негусто – Звонарев убрал блокнот – Что еще можете сообщить?

      – Все… впрочем, секунду!

      Он открыл ящик стола и вытащил пухлый ежедневник. Полистал:

      – Друг Ермолаева приходил: один раз, но оставил номер телефона – просил сообщить, когда больному станет лучше. Нужен?

      – Диктуйте.

      Пока капитан записывал, появилась давешняя женщина-врач и протянула выписной листок. Звонарев пробежал текст глазами, но ничего не разглядел – почерк и почерк – нужно отдать графологам, они разберутся, что к чему.

      Попрощавшись с Веретенниковым, капитан вышел из больницы и сел в машину. Набрал Юркова:

      – Коля, что говорят, когда выписывают?

      – Вроде завтра… Ты как?

      – Нормально. Нужно, чтобы ты через своих отдал документик графологам, пусть нарисуют псих-портрет, и номерок один пробить, сотовый.

      – А сам почему… хотя да, ты же чумной… Понял, сделаю. Что еще?

      – Пока вроде все… Давай, я номер сейчас продиктую, ты позвони там… Надо навестить человека.

      – Говори, записываю.

      Продиктовав номер, Звонарев включил музыку громче и поехал в центр. Не шла из головы таинственная «невеста» – кто, что… Не верилось, что новая личность Ермолаева настолько прижилась, что умудрилась обзавестись собственной бабой. Неужто так запустил болезнь? Тогда зачем пришел в больницу? Почему поздно? Что за друг, и чей конкретно друг – Ермолаева или бабы? – появлялся в больнице?

      Вопросы тянулись нескончаемым поездом – чем больше их возникало, тем больше новых рождалось. Устав быть своеобразным перроном, Звонарев усилием воли отключил размышления и просто катался по городу, радуясь прояснившейся погоде и симпатичным