Там, где водятся ведьмы. Han, sorginak dauden lekuan. Ив Соколофф

разошлись по комнатам, как наставлял их Оленцеро: мальчики налево, девочки направо. Не зажигая свет, Йон быстро разделся и с наслаждением вытянулся на широкой мягкой постели. Как это было здорово после нескольких дней походной жизни! Наволочка пахла луговыми цветами, одеяло было легким и в меру теплым. Йон заложил руки за голову и прикрыл глаза. Вдруг скрипнула, приоткрываясь, дверь и знакомый голос прошептал в темноте:

      – Йон, ты спишь? Можно к тебе?

      Она еще спрашивала!

      Глава 10

      Рано утром Йона разбудил радостный клич петуха, с энтузиазмом приветствующего начало нового дня. В небольшое окно сквозь легкие занавески уже пробивались первые лучи солнца. Молодой человек, уютно обнимая напрочь затекшей рукой прикорнувшую у него на груди Катталин, подумал, что начинает привыкать просыпаться в одной постели с этой темноволосой красоткой, и, главное, что ему это безумно нравится. Мысли девушки, также потревоженной жизнерадостной птицей, похоже, текли в том же направлении, потому что она сладко потянулась, не обращая внимание на сползшее одеяло и повернувшись, слегка укусила подвернувшееся ей теплое ухо. Это, в свою очередь, повлекло за собой ответные действия со стороны Йона. Эта милая утренняя возня, так знакомая большинству влюбленных пар, на какое-то время полностью захватила молодых людей.

      Наконец довольные и чуть вспотевшие они выбрались из кровати, быстро оделись и побежали умываться.

      Немного смущенные тем, что вопреки пожеланию хозяина дома, им понадобилась только одна спальня, они вошли в залу, где стол уже был накрыт к завтраку. Несмотря на ранний час, в камине потрескивая горели большие поленья, больше для уюта, чем для тепла, Оленцеро сидел за столом и намазывал масло на здоровенный ломоть хлеба. При этом он вполголоса напевал что-то вроде:

      Пи́нчо, Пи́нчо, гу́ре чакурра́ да та́,

      Пи́нчо, Пи́нчо, бе́ре исе́на ду.

      – Это, что, заклинание? – шепотом спросил Йон, наклонившись к самому уху Катталин.

      Та так и покатилась со смеху:

      – Что ты, это же детская песенка про собаку, ее все знают! – и тихонько пропела на ту же мелодию:

      Пинчо, Пинчо – это наш песик,

      Пинчо, Пинчо – это его имя.

      Оленцеро увидал вошедших, перестал петь и хитро подмигнул шепчущейся парочке.

      – Смотрю, кто-то так боится темноты, что не решается спать в одиночестве!

      Щеки Катталин порозовели, но она не спасовала:

      – Бедный Йон! Мне пришлось идти и петь ему всю ночь колыбельные!

      Хозяин расхохотался и шутливо погрозил ей пальцем.

      – Дело ваше, но ночь нужна еще и чтобы набираться сил, а они вам ой, как понадобятся… Садитесь, садитесь, ешьте! Мы тут с Мари покумекали, – Оленцеро бросил обожающий взгляд в дальний конец залы, где обнаружилась его жена, занятая шитьем. Мари Доминги, почувствовав, что на нее смотрят, оторвалась от работы и приветливо помахала рукой. – Так вот, Верховная ведьма наверняка