Скиталец. Михаил Азариянц

перевязал наволочку веревкой, посмотрел в зеркало на свою ношу со стороны и решил, что все как надо.

      Волнуясь я приоткрыл дверь, высунул голову, осмотрелся и, глубоко вдохнув воздух, вышел. Некоторое время постоял в нерешительности: идти или не идти, – думал я. Но потом решил: хватит трястись, идиот, кто знает, что у тебя в пакете? На самом деле так глупо выглядело это все со стороны.

      Предстояло пройти длинный путь через город (автобусы ходили крайне редко) или короткий путь в полтора километра – через степь. Но уже была почти ночь и идти с такой суммой денег было небезопасно. Однако я опять поймал себя на мысли, что никто не знает, что я несу деньги. Чертовщина какая-то!

      Пересек тротуар и пошел в темноту. Тусклые огни вокзала были видны издалека. Мне частенько приходилось идти по этой дороге, но только днем. Тысячи бугорков, нарытых неугомонными сусликами, осложняли путь в ночи. Ноги то и дело проваливались в небольшие норы или спотыкались о бугорки. Наконец я вышел на протоптанную тропинку и пошел смелее. Неожиданно непонятно на каком расстоянии, замаячил таинственный силуэт. Да в такой темноте встретить неизвестно кого, вдали от всего живого, да еще с такими деньгами – страшно! Но отступать или бежать было некуда, да и поздно. Страх подгонял меня, и я, изобразив уверенность и бесстрашие, шел к нему навстречу. По мере приближения я видел этого весьма крупного человека, голова которого была покрыта капюшоном, и образ его наводил все больше страха. Я тоже надвинул на глаза капюшон, чтобы, как мне казалось, напугать встречного и прибавил шаг. Видимо, моя решительная поступь привела в замешательство встречного, и он, по мере приближения, стал отходить с тропинки, уступая мне место. Сердце стучало, как огромный барабан. Звук его отдавался в ушах. Мы проскочили мимо друг друга, как два курьерских поезда. Я не посмел оглянуться даже тогда, когда затихли его шаги.

      Деньги я благополучно поместил в ячейку, вышел на привокзальную площадь, сел на каменный парапет, закрыл лицо ладонями и долго так сидел, разгоняя недобрые мысли и призывая себя к спокойствию.

      – Кажется все хорошо, завтра приедут мои, и я на время забуду об этом. Черт подери: «Нет денег – плохо, а есть – еще хуже». Теперь они, как дамоклов меч, будут висеть над моей головой.

      На следующий день, когда сынишка сидел на моих плечах, а свободной рукой я катил чемодан на колесиках, мысли о деньгах улетучились сами собой. Управленческий автобус, поджидавший меня, стоял на противоположной стороне площади. Вася Губчик, как всегда копался под крышкой капота, протирая детали от въедливой гурьевской пыли.

      – Дядя Вася, привет! – кричал Саша, еще восседая на моих плечах.

      – Привет, морячок! – откликнулся водитель и, закрыв капот, по привычке стал тщательно вытирать руки, чтобы поздороваться по-мужски, с моим сыночком.

      – Здравствуй, Мила, как отдыхали? – обратился он к моей жене после того, как потискал Сашу.

      – Отдыхать, Вася, всегда лучше, чем работать, хорошо бы муженек рядом был, а то вечно отпуск