Слово Оберона. Марина и Сергей Дяченко

Вам не нужна моя помощь, ну а мне – ваша. Разошлись по своим мирам, и ладушки.

      – Ну что за детский сад!

      Я повернулась и полезла вверх по склону – на четвереньках. Подошвы скользили. Я цеплялась за ветхие кустики желтой прошлогодней травы.

      Парней, конечно, и след простыл. Тускло горели фонари. Я кое-как отряхнула с колен песок и налипшие комья земли. Интересно, что скажет мама, когда я заявлюсь домой в таком виде.

      И ведь как хорошо начинался день…

      Оберон выбрался на дорожку вслед за мной. Его глаза больше не светились – они глубоко запали, спрятались под бровями, и тени вокруг были, как темные очки. Я вдруг сообразила – пока я хныкала на скамейке в парке, в Королевстве прошло несколько суток!

      – Лена, ты меня прости.

      Я молчала, опустив голову.

      – Ты просто не понимаешь, чего требуешь.

      – Нет, это вы не понимаете, что такое для Королевства – потерять вас.

      – Я-то понимаю, – сказал он тихо. – Ты сама не знаешь, как ты права.

      – Если понимаете – почему не ищете принцев? Почему не позволяете Гарольду? Почему не позволяете мне?

      Мы медленно шли по пустынной дорожке вдоль пруда. В воде отражались фонари.

      – Вот телефон, – будничным голосом сказал Оберон.

      – Ну и что?

      – Позвони матери. Скажи, что придешь через полчаса.

      Мне захотелось реветь. Он был такой спокойный, равнодушный… непрошибаемый. Как бетонная стенка – хоть голову о нее разбей.

      – А я не буду звонить. И не приду через полчаса. И… уходите!

      Он схватил меня за клапан рюкзака. Удержал:

      – Подожди. Даже если ты пойдешь сейчас со мной в Королевство, и проживешь там годы и годы, и будешь сражаться с кем захочешь за что захочешь – ты все равно будешь дома через полчаса… Понимаешь?

      Глава 4

      Анатомия обещания

      На королевском письменном столе царил беспорядок. Громоздились бумаги и свитки, неровными рядами стояли склянки и чашки, большая чернильница лежала на боку. Старая серая крыса с подвязанным к спине хвостом меланхолично промокала губкой высыхающую чернильную лужицу. Я разинула рот.

      – Это Дора, уборщица… не пугайся. Она свой человек.

      – Человек? Вы превратили ее в крысу в наказание?!

      – Нет, что ты, она всегда была крысой. «Свой человек» – в смысле, ей можно доверять.

      Оберон уселся за стол, локтем сдвинул в сторону бумаги. Полетела вниз подставка для перьев в виде мага с посохом; Оберон поймал ее на лету. Поставил на край столешницы. Крыса перехватила статуэтку за талию и поволокла в глубь завала, оставляя за собой мелкие чернильные следы.

      Я огляделась.

      Похоже, в королевском кабинете несколько дней не прибирался никто, кроме Доры. А крысе не под силу было расставить по местам сдвинутые лавки, поднять опрокинутый стул, сменить портьеру, опаленную снизу огнем упавшего канделябра. Моя мама при виде такого «порядка» упала бы в обморок.

      Посреди комнаты стояла на трех деревянных ногах уже знакомая мне доска, покрытая меловой пылью. На ней много раз что-то