военном положении и обратиться к населению с особым воззванием. Одновременно Правительство известило о случившемся лидеров Советов рабочих и солдатских депутатов. Ожидается междоусобное кровопролитие. Князь Трубецкой, который вчера виделся с Корниловым, передал, что Корнилов надеется на сочувствие ему Собора, так как дело его правое и направлено ко благу родины, гибнущей от анархии; что Собор должен в этом смысле откликнуться на происходящие события. Такого мнения держались некоторые члены Президиума, и особенно Родзянко. Он говорил, что Собор – великая сила, что Церковь в моменты опасности родины всегда выступала своим авторитетом на защиту ее, как это было во дни преподобного Сергия, святителя Ермогена и др. Почти один я несколько старался умирить этот патриотический порыв. Не отрицая патриотических кстати заслуг Церкви, я призывал к осторожности, особенно ввиду невыясненности настоящего положения. В частности г-ну Родзянко я указал на ту роль, какую могла сыграть в данном случае Дума, как государственное учреждение, завоевавшее себе уже известный авторитет; а Церковный Собор – только что народившееся явление, не вошедшее так сказать в толщу народную. По-видимому, не особенно благоприятно принято было мое заявление, и решено подвергнуть этот вопрос на обсуждение Собора, а предварительно поручить комиссии из митрополита Платона, архиепископа Антония, кн. Трубецкого* и епископа Андроника составить проекты «откликов» от имени Собора. С шести часов до десяти вечера происходило тут же совещание епископов. Первым предметом обсуждения было конечно отношение к «Корниловским» событиям. Различные мнения. Сочувственное в общем отношение к Корнилову, в перспективе твердой власти. А я все-таки призывал к осторожности, особенно принимая во внимание резкие выпады некоторых из собратий. Постановлено созвать завтра экстренное закрытое заседание Собора по данному вопросу.
Вторым предметом было заслушание моих записок о Синоде в первые дни революции*. Тут с надлежащею полнотою и фотографическою точностию обрисована деятельность обера Львова. Записки выслушаны были с неослабным вниманием. Думаю, что они представляют исторический интерес.
30-е и 31-е августа – среда – четверг. В эти два дня – утром и вечером – происходили закрытые соборные заседания, посвященные суждениям об отношении к настоящим событиям*. В это время Собор, как церковное учреждение, потерял свой облик и имел характер Думы, как ни прискорбно это. Первое заседание по этому вопросу, утром 30-го августа, происходило под моим председательством, так как митрополит Тихон служил в храме Спасителя. Я открыл его такою краткою речью: «Настоящее экстренное заседание вызвано чрезвычайными обстоятельствами, какие переживает ныне наша родина. Совершилось то, чего всего более нужно было опасаться, – то, от чего все более нужно было охранять тыл и фронт. Надвинулась на нее междоусобица, которая может иметь роковые последствия для нашей родины. Вместо того, чтобы
