Черная сирень. Полина Елизарова

от его отутюженных рубашек.

      – Ты вообще подставляешь, что я не имею права тебя сюда пускать…

      Собрав волю в кулак, Самоварова привстала:

      – Так, Никитин, – заговорила она вполголоса, – ты зачем сейчас комедию ломаешь? Меня тут и так все знают… Ну или почти все.

      – Я сообщил тебе, да, но можно же было и без этого представления обойтись! Еще мужика за собой какого-то чокнутого потянула! Он потом в раж вошел, к понятым полез с расспросами!

      Самоварова нервно усмехнулась:

      – Просто я ему сказала, что под простыней принц лежит, вот он и не сдержал любопытства!

      – Он не только любопытства, судя по твоему полету, он еще и силы не сдержал! Хотя уж я-то знаю, как ты можешь достать человека. Варвара Сергеевна, может, хватит, а? Я все твои фенечки знаю наизусть! Лучше бы ты актрисой стала! Принц, ага. Латиноамериканский Казанова.

      – Я не собиралась на него падать! Я просто хотела поближе рассмотреть… Мне надо было подышать с ним одним воздухом.

      – За столько лет работы я до сих пор к трупакам не привыкну, а ты – «подышать одним воздухом»… Что же ты тогда и к бабе не полезла, ее же следом выносили?

      – Сереж, ну прекрати ты… Меня только отпустило…

      – Ладно, прости.

      – И потом: баба вторична, ты же сам знаешь…

      – Да неужели?

      – Это же мир мужчин, по крайней мере вы сами так думаете. Видишь, у вас даже есть преимущество в том, кого первым вынесут с ложа любви. Ну что, может, пойдем на место?

      Полковник вздохнул и жестом пропустил даму вперед, прикрывая ее хрупкую, уже немного сухонькую фигурку от своих коллег, словно заранее отгораживаясь от их докучливых вопросов.

      Варвара Сергеевна чувствовала у себя за спиной его дыхание. Показалось, наверное, но в этом дыхании она как будто ощутила последние флюиды его былой силы и нежности.

* * *

      У любви и у секса разный запах.

      Чувство как будто извиняет естественное стремление плоти. Словно невидимые, плетущие кружево чувств существа сторожат где-то рядом и растворяют все неприглядное в многозначительных паузах, в долгих, прощающих наперед взглядах, и, пропуская через кружево, очищают – до того воспоминания, где колотятся в неизбывном волнении сердца и связываются цепкими узелками беззащитные души.

      Секс же, напротив, выставляет все напоказ.

      Здесь пахло сексом.

      Скорым, жадным, нечестным.

      – Так, – буркнул Никитин, нажав на мобильном «отбой», – плохо дело, личность убитой только что установили.

      – Проститутка? – оживилась Самоварова. – Или что-то в этом роде?

      – Да хуже, гадский случай! Жена одного богатого чела. Не настолько известного, чтобы это попало на страницы желтой прессы, но… Как бы еще мешать не начал нам этот умник!

      Через несколько минут после того, как полковник на свой страх и риск привел Самоварову на место преступления, группа умаявшихся полицейских наконец завершила свою работу.

      Угрюмые ребятки пошелестели бумагами, защелкнули