Феномен игры. Вадим Демчог

А как она поет? Как, собственно, и играет. Всей палитрой. В её диапазоне весь мир – от говна до изысканнейших ароматов. Как я счастлив, когда эта, в полном смысле этого слова, вакханка выпрыгивает из меня и озаряет мир радугой своего совершенства.

      Маргарита Быстрякова

      Следующая. Подождите, задеру голову. На эту можно и должно смотреть только снизу вверх. Особенно, если она уже на сцене. А она всегда на сцене. Стопроцентный гермафродит. Мужское и женское в единстве, в красиво и тотально надежно сплетенном морском узле. Как она однажды послала меня на три святых буквы, вы бы слышали. Я чуть не излился катарсисом. Её зрачки – это глаза возбужденного, изнывающего от сладострастия, французского бульдога. А её ноздри! Распознать моменты, когда приближаться к ней опасно, можно по ноздрям. Из них извергается реальный пар и искры. Мечтаю в эти моменты справиться со своим глубинным страхом и прислонить ладонь к кончику её носа. Уверен, я получу ожог. Гармоничное сочетание мужского и женского запечатлено, скроено, подшито и подтянуто в ней, как в дорогом костюме от кутюрье. И речь сейчас идет не только о её фигуре, но и о мозге. Она уникум. Самое совершенное создание на земле. Такое ощущение, что ей никто не нужен. Она тотально самодостаточна. И именно такой должна быть истинная актриса. Я уверен, что она первая из всех моих личин преодолеет самое сложное препятствие на пути – иллюзию любви, и взлетит даже над нею. Бог мой, как она прекрасна! Вы её Сальвадора видели? А Шиву? Разин, Тайлер, Лилит (первая жена Адама) – и что не роль, то взрывоопасная эрекция! Красота и завершенность в каждом жесте. Ум в каждой морщинке вокруг глаз. Харизма в каждом слове. Вокруг неё всегда мужчины. И это единственное, что меня в ней расстраивает. Как это возможно вообще? Что с ними обсуждать? Они же все без воображения. Бог мой, как я прекрасен, когда я это она.

      Анна Зарянкина

      Далее. Та, кого я сам боюсь больше всего. И не дай бог когда-нибудь ей полностью выйти из меня наружу. Она воплощенный ужас и беспредельность. И это моё признание стоит на костях реального опыта. Главная тягловая сила моей убежденности в непобедимости. Надо хорошо кормить и хвалить. Но говорить ей слова о любви сложнее всего. Родина-мать в Волгограде – это она. Арена Колизея, усыпанная опилками, вперемешку с кровью и выпущенными наружу кишками – это она. Вы её Джоконду видели? Она не отделима от этого, тотально безжалостного взгляда сквозь вечность. Всё, что написано об этой картине – всё про неё. Святость и скотство. Весь пакет, по умолчанию, под завязку. На ней нужно пахать, пахать, и пахать. И кормить. И опять пахать. И опять кормить. Не бойтесь её, пока вы её любите, и спасайтесь бегством, если разлюбили. Как она прекрасна в своём Гудини! Именно этому персонажу принадлежат слова: «Никогда не хвалите великих. Они делают то, что делают не для вас. И тем более не за ваши жалкие аплодисменты». Сглотнули? После этой выходки она уходит со сцены, и в зале не раздается ни