Кина не будет. Александр Каневский

расхохотались.

      – Чего регочете? Хай один, зато генерал!

      – Лейтенант! – поправил Метелёв.

      – Смотри ты, – притворно изумился старшина. – А пузо як у генерала!

      Посмеиваясь, солдаты разошлись. Рядом с Бандурой остались только Метелёв и связистка Нина Павлова, тоненькая девушка в непригнанной шинели.

      – Орёл… Орёл… Я – Ласточка!.. Я – Ласточка!.. Прием… – настойчиво вызывала она кого-то по рации.

      Появился пехотный капитан.

      – Проход готов… Торопитесь… До рассвета сорок минут…

      – Успеем!

      Капитан кивнул на верхушку холма, где белел маленький домик.

      – Крепкий орешек! – Он достал пачку махорки, собираясь закурить. Бандура молча взял у него из рук пачку, проделал над ней несколько сложных манипуляций, и махорка исчезла.

      – Вот так и с тем снайпером!..

      Забыв о махорке, капитан восхищённо хлопнул Бандуру по плечу.

      – Настоящий Кио!..

      В это время рядом грохнул снаряд.

      – Она… неуловимая! – сказал капитан.

      – Ничего, не долго! – Бандура проверил оружие, затем вытащил из вещмешка кусок кумача и спрятал за пазуху.

      – Зачем? – спросил Метелёв.

      – Это всегда со мной… Причеплю на главной немецкой хате… Ну, бувайте!.. Нинок, почуешь зозулю – тащи рацию…

      В глубине траншеи кто-то вполголоса пел задушевную фронтовую песню.

      …Спят солдаты, намаявшись за день,

      А вокруг ещё травы дымятся…

      Бандура положил руку на бруствер, собираясь вынырнуть из траншеи. В руке у него оказалась горсть земли.

      – Сеять пора! – Он помял её в руках, осторожно вернул на место и перевалился через бруствер.

      …Отойдём-ка в сторонку, приятель.

      Утром снова им в бой подниматься… –

      тихонько подхватил Метелёв.

      Закачались над ним ветви вяза, зашумели в лад песне ветки деревьев, покрывавшиеся первыми почками.

      …Солдат согревает родная земля

      И над ними шумят тополя… –

      закончил песню Метелёв. Только закончил её не в окопе, а за столом Бандуриной комнаты. А сам Бандура, на семнадцать лет постаревший, но такой же нескладный и размашистый, чуть не прослезился от фронтовых воспоминаний.

      Перед Метелёвым бритвенный прибор. Уже давно остыла вода, а друзья всё никак не могут наговориться.

      – Помнишь тревогу в Смоленске? – спрашивает Бандура.

      Метелёв кивает.

      – А як ты в Ирпене хаты перепутав? – Метелёв улыбается и снова кивает.

      – А та банка сметаны? – Оба хохочут.

      – Ну, брейся, брейся! – Бандура пододвигает Метелёву прибор, как бы показывая, что больше отвлекать его не будет, но не удерживается:

      – Ну и чертяка! За семнадцать лет – ни одного письма!..

      – Но ведь и ты ни строчки не черкнул!

      – Найшов с кого пример брать! Ладно, ладно, брейся!

      Намыливая кисточку, Метелёв спрашивает у друга:

      – Расскажи все же, как сюда попал?.. Спасибо, в райкоме помогли, а то