Инквизитор. Мощи святого Леопольда. Борис Вячеславович Конофальский

нужно на почту отнести, видел, где почта?

      – Не видал, так поспрошаю, авось найду.

      На этот раз врач придумал новое лечение. Теперь архиепископ полулежал в удобном кресле на подушках, а ноги его были погружены в, неприятного вида, воду, что была налита в серебряный таз. Брат Родерик глядел на это с сомнением, не был уверен, что такие ванны улучшают самочувствие синьора. Вид архиепископа говорил об усталости и унынии, что, несомненно, было грехом. Приор дождался, когда архиепископ обратит на него внимание и не без гордости сообщил тому:

      – Вами было велено, выяснит, что затеял епископ Вильбурга, я выяснил. Угодно ли вам сейчас выслушать меня?

      – Его высокопреосвященству не до того сейчас,– попытался было отложить дела доктор.

      Но архиепископ жестом прервал его и приказал:

      – Говори.

      – Как мы и предполагали, добродетельный брат наш решил совершить воровство и ограбить собор Святого Великомученика Леопольда, что в Фёренбурге. Хочет забрать оттуда мощи святого Леопольда. На то и нанял головореза по имени Фолькоф, которому мы даровали рыцарское достоинство. Этот головорез сейчас ищет себе добрых людей, что бы идти за мощами. Да пока не может найти, нет смельчаков среди наших, что бы лезть в пасть к сатане добровольно.

      – Значит, решил ограбить Фёренбург,– не открывая глаз до конца, вслух размышлял архиепископ, боль изводила его,– братец с епископом Фёренбурга давно в раздоре был. Вечная склока.

      Приор и подумал спросить у сеньора, а с кем не было склок и раздоров у братца его епископа Вильбурга и Фринланда, да не стал. Ни к чему было, спросил другое:

      – А что будем делать с головорезом?

      А сеньор как не слышал и продолжал:

      – Давняя у них была неприязнь, давняя, уже и не помню, с чего началась.

      – Пора бы закончится ей, монсеньор,– сказал приор,– епископ Фёрнебурга почил ещё в феврале от чумы.

      – Я знаю, из ума ещё не выжил,– отвечал архиепископ,– помню, что кафедра Фёренбурга свободна. Другого я не назначил, а чем тебе этот головорез так не мил, а?

      Приор молчал, не зная, что и ответить. А его сеньор продолжил:

      – Наверно братца моего недолюбливаешь, ведь головорез тебе ничего дурного не сделал. Ты ведь всё за чистоту Матери нашей Церкви ратуешь, всё укоров Имени её боишься.– Он помолчал.– А братец мой, он много, много чего натворил, много от него проказ было Святому Престолу, да всё меньше чем от индульгенций, как считаешь?

      Теперь отмолчатся, приору было невозможно, и он произнёс:

      – Индульгенции были главным укором. Но и безгрешность отцов в умах паствы поколебалась. От алчности их бесконечной..

      – Вот значит, как ты думаешь, – произнёс архиепископ,– хорошо, и что ж ты предлагаешь сделать?

      – Предлагаю, не дать головорезу собрать людей, посадить его под замок на пару месяцев. Пусть поседит.

      – А я предлагаю, не мешать ему, пусть идёт в Фёренбург, сгинет там, ну так Бог ему судья, а нет, так пусть привезёт мощи, только пусть привезёт их нам, а мы уже подумаем, отдавать ли их братцу. А Фёренбург и без мощей