Капкан на охотника. Оксана Ивановна Семык

не резиновый.

            Товарищ следователь намёка не понял и продолжил свой допрос как ни в чём не бывало:

      – Скажите, Агата звонила по номеру, указанному в объявлении, в вашем присутствии?

      – Нет, она звонила из коридора, а я находилась в комнате.

      – Вам был слышен разговор?

      – Нет.

      – Она пересказала вам после содержание разговора?

      – Нет, сказала только, что на следующий день у неё назначена встреча по этому поводу.

      – С кем?

            Во мне уже начало вскипать тихое раздражение от этого пинг-понга из вопросов и ответов. Но не пошлешь ведь капитана милиции открытым текстом.

      – Понятия не имею. Наверное, с этой Ириной-Мариной.

      – Скажите, а не хранила ли Агата у себя каких-то очень ценных вещей? – круто сменил тему Анатолий Петрович.

      – Коллекцию фамильных бриллиантов? – я не удержалась и уже в открытую съязвила.

      – Зря иронизируете по этому поводу, Татьяна Владимировна. Я пытаюсь найти причину, по которой ваша подруга была убита. Вполне возможно главной целью преступника были какие-то ценности.

      – Какие там ценности! Да, Агата рассказывала мне, что прабабушка её была известной оперной певицей, всю жизнь собирала коллекцию живописи. Но за годы войны почти вся коллекция разошлась в обмен на продовольствие – только так членам семьи и удалось выжить в блокадном Ленинграде. Потом семья ещё несколько раз переезжала, а, как известно, один переезд равен двум пожарам, так что от всего былого великолепия в семье осталась всего одна небольшая картина. Агата называла мне имя художника, кажется, Коровин, не помню точно. Я в живописи не очень-то разбираюсь. Агата говорила, что это полотно дорого стоит, но продавать она его не собирается, потому что это память от бабушки, так оно и висит у неё в комнате.

      – Вы имеете в виду пейзаж над диваном? – перебил меня Анатолий Петрович.

      – Да.

            «Раз Гуляеву известно, что это был именно пейзаж и что висел он над диваном, значит, картина осталась на месте», – сообразила я.

      – Было ли в комнате ещё что-то ценное?

            Я пожала плечами:

      – Ну, музыкальный центр, телевизор, сервиз фарфоровый, тоже доставшийся в наследство… Она любила хорошо одеваться, на это всю зарплату тратила: шуба у неё была из нутрии, платьев, костюмов куча, бельё дорогое.

      – Драгоценности?

      – Были у неё какие-то цепочки, колечки. В основном подарки от мужчин. Она их особо не прятала, держала в жестяной коробке из-под чая на трюмо. Там же хранила и деньги.

            Анатолий Петрович что-то записал в маленький блокнотик и задумчиво произнёс:

      – Марку музыкального центра случайно не помните?

      – Да я её никогда и не знала.

      – Гм, ладно,– наконец-то Анатолий Петрович поднялся из-за стола и потянулся за своей курткой.

      – И последний вопрос, – произнёс он, уже застегнувшись на «молнию» и взяв под мышку свою коричневую папку. – Скажите,