Сколько стоит корона. Катерина Коновалова

сегодня плохо спал? – спросил он.

      – Милорд не спал вовсе, – отмахнулся Дойл. – А тебя что принесло сюда?

      – Я осмелился задать несколько вопросов человеку, который стрелял в милорда.

      «Задать несколько вопросов» на языке Рикона обычно означало «переломать все кости, вытряхивая правду», поэтому Дойл напрягся. Но Рикон его сразу же успокоил:

      – Мне передали указания милорда. Райта не подвергали… интенсивным методам поиска истины.

      – Проводи, – сказал Дойл и, вопреки этому, первым пошел к красной камере. Она пока была пуста. По знаку Дойла, ее отперли, внутрь занесли тяжелый деревянный стол, бочку воды и жаровню. Она предназначалась для того, чтобы раскалять в ней клещи и прочие инструменты для того, что отец Рикон деликатно называл «поиском истины», но Дойл сразу же велел поставить ее поближе к столу и сел так, чтобы почти прикоснуться к ее горячему боку больной ногой.

      Райта приволокли – его еще не допрашивали, но уже как следует избили. У него заплыл глаз, на щеках воспалялись кровавые следы ударов чем-то тяжелым, наверное, железной перчаткой.

      – Оставьте, – велел Дойл, когда Райта начали приковывать к стене.

      Он часто так делал – оставлял подозреваемому видимость свободы, хотя бы такую жалкую, как отсутствие кандалов. Это мешало особо упрямым идти на принцип и сопротивляться до последнего – хотя бы потому что они в глубине души понимали: каким бы страшным ни был допрос, все может стать еще хуже.

      Райт поднял голову и посмотрел, но без того вызова во взгляде, который так разозлил Дойла. Сейчас это был взгляд напуганного и уставшего человека – никакой звериной ярости.

      – Итак, – произнес Дойл, разглядывая Райта, который пытался встать на трясущихся ногах, – Тони Райт, замковая стража. Успешно показал себя в последней военной кампании, после этого два года служил королю Эйриху в Шеане. А вчера совершенно нелепым способом попытался застрелить меня из арбалета. Зачем, Райт?

      Райт прищурился и выдохнул:

      – Вам все равно не понять. Отрубите мне голову – и дело с концом. Вы – отродье темных сил. Надо было вас попробовать пристрелить.

      Дойл облизнул губы рассмеялся:

      – Прости, Райт, – сказал Дойл, напрягаясь и вставая с места, – но это звучит совсем неубедительно. Ну же, ты устал, тебе больно. Достоверности ни на грош. Зачем ты в меня стрелял?

      Несколько мгновений Райт стоял, выпрямившись и почти на голову возвышаясь над Дойлом, а потом повалился на колени и закрыл руками лицо. Его плечи затряслись, и он сумел выдавить:

      – Милорд, они заставили меня.

      Дойл прислонился к столу, сложил руки на груди и принялся ждать. Лжет он или говорит правду – будет видно. Но это звучало интересно и, пожалуй, опасно. Не было ничего хуже покушений, за которыми стояли какие-нибудь «они».

      Райту понадобилась минута, чтобы отнять от лица руки и заговорить – быстро, срывающимся голосом:

      – Они угрожали мне, угрожали моей жене. Я хотел… помешать, но они не оставили мне выбора. Я должен был убить вас – ради жены и сына.

      Из