Сколько стоит корона. Катерина Коновалова

и задерживаясь на пустом камине.

      – К делу, отец Рикон, я верю, что ты не потревожил бы меня из-за пустяков. Говори.

      – Милорд крайне прозорливы, – Рик так и не снял капюшона, – вчера мои люди схватили человека. Который знает больше, чем говорит.

      Дойл мгновенно забыл о холодной комнате, пальцы быстро сжались в кулак.

      – Его поймали с запиской. Текст не важен, но адресат…

      Дойл протянул руку, и на ладонь лег помятый сложенный вчетверо квадратик дорогой желтой бумаги. Прежде чем развернуть его, Дойл принюхался: сладкий шалфей, острый мускус и терпкий запах пота. Письмо написала женщина, а посыльный нес на груди.

      В записке было всего несколько слов: «У нас все равно нет выбора, дорогая. Теперь уже слишком поздно что-либо менять. Да будет так».

      – Кому он должен был доставить письмо?

      – Этого он пока не сказал. Но этот лист ему дала женщина без лица, превратившаяся потом в птицу и улетевшая в ночь.

      – Вниз, – и Дойл первым направился в подземелья.

      Человека нужно было допросить – тщательно. Порядочные женщины не улетают птицами и не прячут лиц, значит, ведьма и правда рядом – и, очевидно, не одна. Пока Рик тихо рассказывал о том, где взяли человека с письмом, Дойл в недрах собственного ума искал ответ на неразрешимый вопрос: как? Как одолеть ведьм? И что им нужно. Мотив не менее важен, чем способ обезвреживания.

      Человека держали в одиночной камере, которую в замке называли красной – потому что ее стены давно должны были бы покраснеть от льющейся крови, хотя на деле они просто чернели от плесени и сырости.

      Ивен Ган – так его назвал один из теней. Парень работал на кухне. Имеет пятерых сестер и двух братьев.

      Его уже допрашивали – Дойл легко мог прочесть историю допроса по опухшим рукам, разбитому лицу и красным от слез глазам.

      – Значит, Ивен, – произнес он, наклоняясь над посыльным и вглядываясь в его рябое банальное лицо.

      – М-милорд? – пробормотал парень.

      – Сколько тебе лет, Ивен?

      Ему недавно исполнилось двадцать два, о чем он сообщил дрожащим голосом.

      – Двадцать два, – повторил за ним Дойл. – Очень мало, Ивен. А впереди – много. И сестрам нужна твоя помощь, у тебя их пятеро.

      Ивен затрясся.

      – Милорд, я сказал все, что знаю. Клянусь.

      – Кому ты должен был отнести письмо?

      – Я не знаю. Я должен был положить его возле фонтана.

      Дойл всмотрелся в глаза парня и произнес:

      – Не совсем. Ты о чем-то молчишь. Кому оно адресовано?

      Ивен тряс головой и повторял, что ничего не знает, и Дойл разочарованно отошел от него и сделал знак тени, а сам сел в грубое деревянное кресло. Ожидание ему предстояло недолгое.

      – Только без дыбы пока, – велел он, и тень подхватил упирающегося и визжащего Ивена за шиворот.

      Два ногтя. Парень оказался либо храбрее, либо глупее, чем можно было бы предположить, потому что выдержал два ногтя, прежде чем выкрикнул:

      – Молочница. Я должен был дождаться