Балтийское небо. Николай Чуковский

меня не будет. Вот смерть других…

      Он нахмурился и замолчал.

      – Кто не сдастся, тот не умрет, – проговорила Соня. – Ну, дедушка, пойдем.

      Она потянула его за карман пальто и увела домой.

      Слова эти – «кто не сдастся, тот не умрет», – Соня выдумала не сама. Их сказала ей Антонина Трофимовна.

      Соня одно время надолго потеряла Антонину Трофимовну из виду и только недавно встретилась с ней снова.

      В октябре, когда налеты немецкой авиации на город почти прекратились, Антонина Трофимовна вдруг исчезла из того дома, где жила Соня. Она даже не заходила в свою комнату ночевать. Дежурствами по бомбоубежищу, по двору, по крыше теперь заведовали другие женщины; всех их обучила Антонина Трофимовна, и они строго соблюдали заведенные ею порядки. От этих женщин Соня узнала, что Антонине Трофимовне поручили какую-то более важную и ответственную работу и что там, на работе, она и ночует.

      Как-то раз, через месяц, в очереди за хлебом одна девушка сказала Соне, что райком комсомола может устроить ее на военный завод. О военном заводе Соня думала давно; это, конечно, не то же самое, что пойти на фронт, но все же она сможет работать, не покидая дедушку и Славу. В райкоме комсомола она до этого была всего один раз – весной, когда вместе с некоторыми другими девочками своего класса получала из рук секретаря комсомольский билет. Затем вскоре началась война, школа уехала, и всякая связь между Соней и комсомолом порвалась, только билет остался. Это очень смущало Соню, и в райком она пошла после долгих колебаний, с трудом преодолев робость.

      В руке она держала свой комсомольский билет, из которого было ясно, что членские взносы она не платила уже несколько месяцев. Это особенно страшило ее. Но когда она вошла в райком, страх ее сразу пропал. С нею разговаривали девушки, самые обыкновенные, в платках и валенках. Они расспрашивали ее, и она сразу рассказала им о себе все – про Славу, про дедушку, про смерть мамы. Оказалось, что устроить ее на завод вовсе не просто: одни заводы уехали, другие стояли, потому что не было топлива, а на тех, самых важных, где еще работали, людей хватало.

      – Нужно ее к Антонине Трофимовне свести, – сказала одна из девушек, и все согласились.

      Соне почему-то даже в голову не пришло, что это может быть та самая Антонина Трофимовна. Из райкома комсомола ее повели в райком партии, который помещался в том же здании. Они долго шли мимо дверей с табличками по длинным коридорам, где стоял мороз, как на улице. Антонина Трофимовна, в тулупе, в платке, в валенках, сидела в одном из ледяных кабинетов и говорила по телефону.

      – Я вам, Антонина Трофимовна, одну дикую комсомолочку привела, сказала девушка из райкома комсомола. – Поговорите с ней – может быть, она вам пригодится.

      Она назвала Соню «дикой» не потому, что Соня действительно была дикая, а потому, что она не принадлежала ни к одной организации.

      Антонина Трофимовна была все такая же – с улыбающимися внимательными глазами под светлыми бровками. Только лицо ее несколько опухло, стало одутловатым.

      – А